У всех бывают свои катастрофы — большие и маленькие, трагические и смешные. Кто-то теряет состояния, обнаруживает новые морщины на лице, опрокидывает дорогой экипаж в канаву или проливает пунш на сюртук великого князя, а то и находит любовника в шкафу жены. Среди всего этого множества катастроф, конечно, существовали и личные катастрофы Бенедикта Брута.
Как водится, ничто не предвещало беды: день был пасмурный, словно по заказу, и прекрасно соответствовал что наряду, что обычному настроению криптозоолога. Сэр Бенедикт сидел в одном из новомодных кафе на Дубовой аллее и попивал кофе с заварными пирожными в ожидании, когда его слуга съездит на Пекарский переулок за неожиданно понадобившейся экипировкой. Доктор прекрасно отдавал себе отчет, что, учитывая особенности организма Лутфи Кусаева, поездка могла затянуться надолго, и потому, предусмотрительно заказав себе два пирожных, мысленно заготовлял пропитанную праведным возмущением и едким сарказмом речь. Именно в этот мирный момент и случилась катастрофа…
— Венька! Брюшков, неужели ты? — Тяжелая рука с размаху опустилась на плечо доктора, заставив последнего поперхнуться.
Все еще не веря в такую неблагосклонность судьбы, криптозоолог обернулся, чтобы встретить беду как подобает рыцарю Британской империи, лицом к лицу.
Субъект, позволивший себе столь невероятное панибратство, был румян, крепко сложен, украшен гривой золотых волос и продолжал усердно рыть себе яму, не замечая сгустившейся вокруг атмосферы.
— Послушай, приятель, я бы так и не узнал тебя, если бы не твои замечательные уши. Ни у кого не видел таких маленьких ушей. Сижу сзади и думаю: если это не Венька, то как минимум его родной брат! — При этих словах Брут побледнел, дернулся потрогать уши, но тут же, опомнившись, вернул руки к чашке. — А ты чего так похудел, осунулся? Чем занимаешься? Уж не в зоосад ли устроился ветеринаром? Да, дружище, с этого ремесла не разжируешь.
Светловолосый красавец все хлопал и хлопал беднягу доктора по спине, словно желая выбить из того съеденное пирожное.
— А что весь в черном? Ясно, не говори. Тетка, наверное, померла. Соболезную. Ну ничего, наследство-то, конечно же, тебе оставила, заживешь теперь.
Во время непрекращающегося потока слов блондина сэр Бенедикт сидел на удивление смирно и даже не пытался ответить. Если бы в этот момент его увидел пристав Бесогонов, то наверняка предположил бы, будто заклятого друга держат на месте под дулом пистолета. Что было не так уж далеко от истины, если считать пистолет метафорой для угрозы иного рода.
— Ну что ты как неродной? Ведь лучшие студенческие годы вместе провели! Или не узнаешь? — Золотоволосый атлет еще разок для верности толкнул доктора в бок.
Постороннему наблюдателю могло показаться, что от этого толчка застывший криптозоолог сейчас покачнется, упадет и со звоном фарфоровой вазы разобьется об узорчатую плитку пола в кафе. Вместо этого сэр Бенедикт вдруг ожил. Потер бок. Скривился.
— Почему же? Узнал. Только кто-то лучшие годы провел, а кто-то пережил, — слегка растягивая слова, ответил Брут, явно с трудом восстановив былое равновесие. — Садись, Аполоша.
— Вот сразу бы так! — Блондин уселся на противоположный стул. — А кто старое помянет, тому глаз вон.
— А кто старое забудет, тому вон оба глаза, — почти что про себя произнес сэр Бенедикт.
— Ну совсем не изменился! Вот если бы не твои эти… — Аполлон жестом показал на жесткие манжеты своего собеседника. — У австрияков шил?
— В Англии.
— Ты этим не увлекайся, а то, знаешь ли, у тебя и раньше вкус был не ахти. Сейчас все достойные люди одеваются в Париже. — Он оглядел свой идеально скроенный кремовый пиджак, который выглядел так, словно не был сшит, а вырос прямо на своем хозяине. — Ну, угадаешь, где я теперь служу?
Брут поморщился и многозначительно указал на крохотный золотой значок Императорского банка на лацкане собеседника.
— Вот совсем не изменился! Тебя не проведешь! Согласись, это гораздо престижней, чем лечить попугайчиков от мигрени… Человек, кофе и бисквит! А ведь точно, ты же тогда в Англию укатил, бросил учебу. Не жалеешь?
— Нисколько, — процедил криптозоолог. Теперь, когда оба собеседника сидели друг напротив друга, еще больше бросался в глаза контраст между ними. Бенедикт Брут выглядел черной тенью на фоне белоснежных скатертей кафе, а его знакомый под стать имени казался греческим богом, только что сошедшим с Олимпа в полном сиянии.
— Хотя оно и правильно, — снисходительно протянул банкир-небожитель. — При твоей-то горстке таланта не приходилось даже мечтать о выпускных экзаменах.
— Мои таланты более разнообразны, чем тебе кажется.
— Ах да, точно! — неожиданно и немного невпопад согласился Аполлон, и лицо доктора самую чуточку вытянулось от удивления. — Ты же в Англии был! Ты, случайно, в крикет играть не умеешь? Ну знаешь, игра такая, где палками по мячу лупят.
— Битами, — поправил Брут.
— Так ты играешь?