Милые чудовища

– Бенедикт, вы в своем уме?! – повысила голос до звона стекла в серванте довольно быстро пришедшая в себя домовладелица.

– Ну а в чьем же?

– Сначала рогатый кролик, теперь это?! – Женщина решительно ткнула содержимое папки под самый нос криптозоолога. Внутри лежал лист густо-синей бумаги, на котором светлой краской был изображен элемент орнамента, сплошь состоявшего из костей и даже полных скелетиков вымерших древних животных.

– Давно о таких мечтал! Аккуратно, не помни́те! Я уже и мануфактуру нашел, чтобы разместить заказ. – Сэр Бенедикт потянулся к папке, но Анфиса Ксаверьевна быстро отдернула руку.

– Да как вам в голову пришло такое самоуправство! – В голосе вдовы пророкотали раскаты грома.

– Отдайте папку, – мягко уговаривал ее Брут, подкрадываясь.

– Ни за что! – Женщина обогнула сэра Бенедикта по большой дуге, тем самым отгородившись от него письменным столом. – Я тут хозяйка или нет?!

Криптозоолог рванул за ней и будто бы случайно опрокинул подставку, на которой размещался спортивный инвентарь. Загрохотало так, что должно было быть слышно на другом конце улицы.

– Но я же снял эти комнаты! – вскричал Брут.

– Значит, должны жить по моим правилам! – Анфисе Ксаверьевне надоело бегать, и, достав из папки злополучный костяной орнамент, она порвала его прямо на глазах у своего арендатора.

На удивление, иностранец тут же успокоился.

– Ну вот и отлично. Подождем еще пару минут для верности.

– Чего подождем? – спросила сбитая с толку вдова, все еще сжимавшая в руках клочки бумаги.

– Эффекта от столкновения с реальностью, – непонятно ответил доктор и подошел к двери, прислушиваясь. – К счастью, у вас тут не очень толстые стены.

В гостиной было тихо.

Сэр Бенедикт осторожно приоткрыл дверь…

На диване все еще не расправилась вмятина, оставленная грузным седалищем Калины Ипатьевича, рядом с чайным столиком сиротливо валялась желтая перчатка Модеста Дионисовича, выроненная в спешке, но самих воздыхателей и след простыл.

С удовлетворением отметив, что скандал, устроенный Анфисой Ксаверьевной, имел нужный эффект, криптозоолог насмешливо пробормотал себе под нос:

– Ну вот, кажется, теперь это моя вдова.

Боттом первого теста

Воздух манил весной, призывно, неодолимо. Кролень чуть шевельнул розовым носом, отогнал щекочущий запах незнакомых цветов и в очередной раз боднул ближайшую стенку, с оттяжечкой проведя рогами по ее шероховатой поверхности. У этого двуногого гиганта стены были каменные, приятные, не то что у предыдущего.

Ушастого гостя сие обстоятельство радовало, потому что рога чесались все сильнее. Во-первых, росли. Во-вторых, слазила с них потихоньку нежная бархатистая чуть мшистого оттенка кожица, скрывавшая под собой гладкую костяную поверхность.

Кролень еще раз повел носом и почувствовал – зовут.

Двуногий, что привез невиданного зайца в Великороссию, звал своего невольного подельника «косым», что было даже не кличкой, а так, прилагательным. Другие, ему подобные, пытались имена давать, но ни у одного кролень не задержался настолько, чтобы начать откликаться.

Да и что в имени? Звали-то не по имени.

Зов был таким древним, что и не услышать его ушами, он тянул, забирался в ноздри терпким ягодным ароматом. Где-то там, за пределами каменного дома, о который так звучно и приятно чесаться, была Она.

Рассказывал запах косому о хвостике нежной пуховкой, о розовых ушках, прошитых белым волосом, и о мягкой шкурке в рыжеватых подпалинах. И рожки-то у Нее наверняка маленькие, аккуратные – такие в самый раз не для боя насмерть, а чтоб шаловливо ткнуть ими в бок приглянувшегося кавалера.

Без особых колебаний и раздумий (да и нечем там особенно было раздумывать под рогами) кролень начал выбираться из прекрасного каменного дома. Не заботило его ни то, что он слышал этот чудесный запах не в первый раз с того самого момента, как пересек на корабле бескрайние водные глади, ни то, что каждый раз не находил по этому запаху Ее, а всегда попадал в лапы к рыжему двуногому, который купил диковинного зверя на ярмарке в Дублине и доставил в Великороссию.

Временные хозяева, что называли его «удивительным подарочком», постоянно менялись, а тот, что дарил со словами «дорогому другу и партнеру», оставался неизменным. Это странное обстоятельство не запускало абсолютно никаких мыслительных процессов в голове кроленя, как, впрочем, и в головах тех более интеллектуально развитых существ, от которых ценный дар впоследствии давал деру.

Целеустремленный заяц без колебаний проскакал по каменным ступеням вниз, едва успевая перебирать лапами, чтобы не покатиться кубарем.