— Может, следовало взять больше гирлянд.
— Нет.
Холли смеется.
— Верно. Конечно нет. Но не волнуйтесь, мистер Скрудж, потому что у меня есть кое-что и для вашей лужайки перед домом.
— Жду не дождусь.
— У тебя такой взволнованный голос.
Она спускается по лестнице и приземляется передо мной с широкой улыбкой.
— Я купила семью северных оленей!
— Угу.
— Включая маленького олененка.
Я стону, и она снова смеется.
— Это будет мило! Давай, распакуем их.
Я следую за ней в заваленный коробками коридор.
— Глупые олени.
— Разве олень не был логотипом магазина твоего отца? — спрашивает она, наклоняясь, чтобы поднять олененка. Мгновение я наблюдаю за Холли.
— Да, — говорю я.
Но последнее, о чем хочу говорить, это об отце и его рождественском магазине. Единственном, ради чего работал весь год, и причине, по которой его никогда не было дома после наступления праздников. Он срывал куш с бедняг, которые думали, что Рождество — это не Рождество без глянцевой оберточной бумаги и надувных Санта-Клаусов на крышах.
Холли проходит мимо.
— Адам?
— Да. Иду, — я поднимаю большого северного оленя и выталкиваю его за дверь. Беглый взгляд на Мэйпл-Лейн показывает, что нет никого, способного стать свидетелем моего позора.
Холли эффектна и любит поговорить. Я слушаю счастливую, нервозную болтовню, пока мы устраиваем семейку животных на лужайке перед домом. Они из пластика, металла и лампочек, и выглядят совершенно безжизненными.
— Вот так! — говорит она. — Будет отлично смотреться в сумерках, когда ты их включишь.
— Поверю на слово, — я дергаю за воротник рубашки. — На улице холодно. Давай зайдем внутрь. Я обещал тебе поесть.
Она одаривает меня кривой полуулыбкой.
— Да, ты обещал.
— Не могу позволить младшей сестре Эвана голодать.
Я закрываю входную дверь и стаскиваю с себя куртку. Я на полпути в кухню, когда понимаю, что она еще не начала снимать свою. Стоит в коридоре, сцепив руки.
— Холли?
— Да. Послушай, ты не обязан приглашать меня на ужин, знаешь ли. Все в порядке, если сказанное ранее было просто из вежливости и уверена: ты безумно занят.
Я качаю головой.
— Не говори глупостей. Заходи. Тебе нравится китайская кухня?
Она кивает и начинает медленно расшнуровывать гигантские зимние ботинки.
— Да.
— Хорошо. Недалеко есть место, осуществляющее доставку на дом.
— Единственное в Фэрхилле, — говорит она. — Деннис привезет еду.
Я беру меню.
— Я, наверное, его лучший клиент.
Она заходит на кухню следом. Узкие джинсы облегают ноги под огромным красным свитером, а щеки раскраснелись от холода.
— Вау.
— Вау?
— Ты действительно совсем не обустроился.
Я оглядываю кухню. Здесь есть все необходимое, но это не дом. Краткий приступ смущения пронзает, когда я вижу все ее глазами. Маленькая Холли Майклсон, у которой всегда были большие мечты и глаза романтика.
— Нет. Полагаю, нет.
Она прислоняется к стойке.
— Я буду свинину Му Шу.
Я киваю, просматривая меню.
— Закажу крекеры с креветками и немного жаркое.
— Ой, спасибо.
— Это меньшее, что я могу сделать, — говорю я. — Ты, вероятно, спасла меня от дам из книжного клуба Мэйпл-Лейн, которые ломились в парадную дверь с вилами.
Холли улыбается, не сводя с меня глаз.
— Ты не производишь впечатления человека, который был бы против.
— Разве? Что ж, тогда, полагаю, я хотел твоей компании
Слова смелы. Они повисают в воздухе между нами, неожиданное предложение. Я не беру слова обратно. Это правда.
Она улыбается.
— Что ж, в таком случае, я так же хочу Пепси Макс.
— Сейчас закажу.
Двадцать минут спустя Деннис уходит, взяв приличные чаевые, а я возвращаюсь на кухню с белым пакетом, который пахнет как рай. Холли сидит на диване, скрестив ноги и с газетой в руках.
Поверх ее головы я вижу, какую страницу Холли читает. Черт.
— Еда здесь, — говорю я.
Она поворачивается и улыбка озаряет лицо.
— Chicago Tribune написали о тебе статью?
— Похоже на то, да.
— Как это к тебе попало?
— Прислал ассистент, — я раскладываю еду на столе. Статья, которую она читает, неплоха. Это было проверено и перепроверено дважды. Но странно видеть часть моей жизни в ее руках. Прошлое соприкасается с настоящим.
Кем я был и кем стал сталкиваются.
— Золотое дитя Фэрхилла, — говорит она. — Все так гордятся тобой, понимаешь? Но уверена, что ты это знаешь.
— Так не показалось, когда мне пришлось уйти, — бормочу я.
Холли оглядывается.
— О. Мне жаль.
Я качаю головой.
— Неважно. Пошли, еда остынет.
Она откладывает газету и присоединяется ко мне у кухонного стола. Рукава огромного свитера закрывают половину рук, и Холли приходится закатывать их перед едой.
— Как бы то ни было, — говорит она, — я никогда не хотела, чтобы ты и твоя семья уезжали. Я имею в виду, когда все произошло.
Я опускаю взгляд на порцию лапши.
— Да. Спасибо, Холли.
Минуту мы едим в тишине. Она нарушает молчание, стараясь, чтобы голос звучал бодро.
— Я читала, что ты продал половину компании. Как так вышло?
Об этом я знаю, как говорить. Объясняю IPO и внешние инвестиции, а также ощущение того, что нахожусь в ловушке, несмотря на то, что я единственный, кто отдает приказы.