Милюков

Во всяком случае, из Киева Павел Николаевич с разрешения Министерства внутренних дел направился в Петербург, где снял приличествующую ученому и известному публицисту квартиру. Вскоре приехали жена и дети, отдыхавшие в Крыму, а затем прибыла и обширная библиотека, кочевавшая за семейством в последние годы. В ноябре Милюков получил уведомление Департамента полиции, что ему разрешается жить в Петербурге и окрестностях, но запрещается постоянное местожительство в Москве.

Милюков сознавал, что изгнание превратило его в глазах общественности в политического деятеля либерального направления, и именно в этом качестве, в отличие от правительственных кругов, восприняла его возвращение в Россию столичная передовая публика.

Почти сразу он был принят в члены Литературного фонда, который возглавляли авторитетные общественные деятели К. К. Арсеньев, Н. К. Михайловский, Н. Ф. Анненский — плеяда ярких и своеобразных личностей.

Константин Константинович Арсеньев — адвокат, земский деятель, литературный критик и историк литературы, активно выступал за демократическую реформу земского управления и за введение в России свободы слова и веротерпимости^{223}. Экономист Николай Федорович Анненский был ранее связан с революционными народниками и подвергался арестам. К 1890-м годам, сохранив народнические взгляды, он стал известен своими глубокими статистическими изысканиями, результаты которых публиковал в журналах и отдельными изданиями^{224}. Но наиболее весомым было имя Николая Константиновича Михайловского — философа, социолога и литературоведа, теоретика народничества, который в свое время был близок с Н. А. Некрасовым и М. Е. Салтыковым-Щедриным, а с 1892 года вместе с В. Г. Короленко редактировал журнал «Русское богатство». Он разработал теорию свободного выбора «идеала», обосновывавшую возможность изменить общественное развитие и в конечном итоге социальное устройство в направлении, избранном передовой интеллигенцией. Высшим мерилом прогресса и исходным пунктом любого исследования в области гуманитарных наук Михайловский считал отдельную личность, разрабатывал концепцию «героя и толпы», объяснявшую механизм коллективного действия склонностью человека к подражанию, полагал, что психологическое воздействие личности зависит от восприятия массы и любой человек, а не только выдающаяся личность, может, оказавшись впереди толпы, сыграть важную роль в определенных событиях^{225}.

Народником Милюков не стал — он, как и ранее, отстаивал позитивистский подход к действительности, никак не мог согласиться с тем, что наиболее прогрессивным классом России, которому принадлежит будущее, является крестьянство. Однако общение с легальными народниками (их вскоре стали называть либеральными народниками), а затем и с легальными марксистами, которые, в отличие от Михайловского, отстаивали прогрессивность быстрого капиталистического развития России, продолжало обогащать его духовно. В то же время он воспринимал социалистические построения как утопию, препятствующую объективному взгляду на перспективы развития страны, которые ему виделись не только и даже не столько в экономической эволюции по примеру передовых европейских стран, сколько в постепенном расширении участия населения в решении государственных дел вначале на местном, а затем и на общероссийском уровне.

Контакты Милюкова с либеральными народниками были зафиксированы Петербургским охранным отделением, но совершенно неверно истолкованы. Возникли даже подозрения, что Милюков может быть связан с террористическими организациями. Возможно, с целью проверки этой версии были предприняты довольно неуклюжие действия^{226}. Однажды по рекомендации какой-то знакомой к нему явился на тайное свидание господин «довольно отвратного вида». Павел Николаевич принял его в спальне со всеми доступными ему средствами конспирации. Посетитель спросил, не знает ли он распорядка дня сенатора Петра Николаевича Дурново и нет ли у него фотографии Дурново. Объект был избран не случайно — в течение почти десяти лет он возглавлял Департамент полиции и вынужден был покинуть пост в результате сексуального скандала. Он пользовался самой дурной репутацией не только в революционных, но и в либеральных кругах.

Решив, что речь идет о провокации (мы полагаем, что имело место прощупывание, проверка реакции), Павел Николаевич сухо ответил, что о расписании сенатора никак не может знать, а фотокарточку Дурново, вероятно, можно купить в любом художественном магазине. Посетитель удалился, недовольный результатом.