Милюков

Милюкову приходилось мириться с тем, что гетманство представляло собой авторитарно-бюрократический режим при отсутствии представительной ветви власти и ограничении демократических свобод. Он получал сведения о карательных экспедициях, организуемых в сельской местности помещиками, которые издевались над крестьянами, захватившими их землю^{722}. Павел Николаевич уповал на то, что этот режим, неизбежный, как он полагал, в чрезвычайных условиях, носит временный характер и будет заменен конституционно-представительным управлением, причем Украина вступит в федеративные отношения с Россией. В принципе он продолжал неодобрительно относиться к федеративному устройству и надеялся, что впоследствии федерация будет заменена автономией, то есть будет восстановлена целостность Российского государства. Он отчетливо видел, что сам гетман был представителем двух культур — украинской и русской.

У Милюкова нашлись знакомые и почти единомышленники в правительстве гетмана. Его глава Федор Лизогуб ранее принадлежал к партии октябристов, а вице-премьер и министр образования (затем министр иностранных дел) Николай Прокопович Василенко являлся кадетом. Василенко был во многом близок Милюкову: историк-архивист, юрист и журналист, приват-доцент Киевского университета, в царскую эпоху подвергавшийся преследованиям, он активно способствовал переводу сферы образования и культуры на украинский язык, подчеркивая, что делать это необходимо осторожно и постепенно. Он заявлял: «…если обстоятельства сложатся так, что Украина должна будет соединиться с Великороссией, то это воссоединение я мыслю только на федеративных началах»^{723}. Еще более активным сторонником государственного объединения с Россией являлся министр юстиции Михаил Чубинский, также состоявший в кадетской партии (позже он стал обер-прокурором в гражданской администрации Вооруженных сил Юга России, которыми командовал А. И. Деникин). С рядом членов украинского правительства Милюков стал встречаться с первого дня пребывания в Киеве: выяснялись позиции сторон, шли поиски взаимоприемлемых решений.

В то же время сам гетман относился к Милюкову подозрительно, в беседах с единомышленниками бранил его, заявляя, что он «сеет смуту», является проводником великодержавных настроений и т. п., о чем доброхоты из правительства рассказывали Павлу Николаевичу^{724}. Так что его положение в Киеве было не таким уж стабильным. Более того, в середине июля Скоропадский выразил членам правительства недовольство и передал «удивление» германского командования тем, что человек, «высказывающийся за объединение России, может оставаться в Киеве» и тем более осмеливается высказываться против Брестского мира (подписанного 3 марта 1918 года договора Германии с советским правительством, крайне ущемлявшего интересы России)^{725}.

«Дело Милюкова» чуть было не привело к правительственному кризису на Украине. 17 июля Павел Николаевич получил вызов в Департамент державной варты (государственной охраны). Было ясно, что ему грозит депортация. Он тотчас известил об этом входивших в правительство кадетов, а те, в свою очередь, объявили гетману, что в таком случае они уйдут из правительства. Не заинтересованный во внутренних потрясениях Скоропадский дал указание отменить решение о высылке. Директор Департамента державной варты Петр Александрович Аккерман по телефону принес Милюкову извинения и, помолчав, добавил: «Дело в том, что от высшего начальства я получил сначала одно распоряжение, а потом другое, прямо противоположное»^{726}.

Действительно, гетман-генерал был не особенно последователен. Он очень скоро сменил гнев на милость и даже пригласил Милюкова на прием, состоявшийся в его резиденции 2 октября. Вполне возможно, что Скоропадский, предвидя неизбежное поражение Германии, надеялся сохранить свою власть на автономной Украине в составе Российского государства и рассчитывал привлечь Милюкова в союзники. Тот готов был прийти на выручку, заявив, что выдвигает лишь общие идеи, а о форме государственности можно будет договориться потом. Беседа шла о путях освобождения России от большевизма, взаимоотношениях с Добровольческой армией. Никаких конкретных решений, разумеется, не было принято^{727}.

Милюкова не смущало, что украинские кадеты формально объявили о создании самостоятельной партии, не связанной с российским ЦК. Видимо, это даже импонировало Павлу Николаевичу с учетом того, что его фактически отстранили от руководящей партийной работы, да и сама партия в Советской России реально перестала существовать. Осудив сотрудничество Милюкова с украинскими сепаратистами, ЦК партии кадетов, вначале нелегально собиравшийся в Москве, а затем возобновивший работу на территории, занятой частями Добровольческой армии, фактически поставил его перед дилеммой — оставить Украину и возвратиться к «добровольцам» или выйти из ЦК.