Милюков

Естественно, этот манифест вызвал недоуменные и недовольные запросы со стороны дипломатических представительств стран Антанты. Милюкову ничего не оставалось делать, как дать ответ. 22 марта он встретился с корреспондентами газет. Материалы пресс-конференции, опубликованные на следующий день, еще сильнее разожгли политические страсти. Министр иностранных дел решительно высказался против лозунга мира без аннексий (о мире без контрибуций он не упомянул). Более того, требование отказа от приобретения в результате войны чужих территорий он приписал германским властям, от которых его будто бы восприняли русские и зарубежные социалисты.

Впервые за время пребывания на министерском посту (прошло три недели) Милюков, безусловно, проконсультировавшись с коллегами по кабинету, открыто высказался по поводу Черноморских проливов. Он отрицал органическую связь Константинополя и прилегавших к нему водных артерий с Турецкой империей, утверждал, что Константинополь так и не стал турецким городом, турки владели им лишь по праву завоевателя, не пустили здесь глубокие корни. Павел Николаевич считал, что переход этого крупнейшего города и проливов под контроль России не противоречил бы принципам справедливости. Обладание проливами обеспечит «защиту дверей нашего дома», провозгласил министр, впрочем, тут же поправив себя, что речь идет не о присоединении к России, а о «покровительственном режиме», но при этом отвергнув нейтрализацию проливов — право свободного прохода через них как военных, так и гражданских судов всех стран. Этим интервью Павел Николаевич подтвердил свое прозвище Милюков-Дарданелльский. На пресс-конференции было также упомянуто, хотя и мельком, что Восточная Галиция (Львов с прилегающими территориями) должна по праву принадлежать России^{634}.

Можно полагать, что в пылу полемики Милюков значительно вышел за рамки того, что в наши дни называют политической корректностью. По всей вероятности, коллеги по кабинету (за исключением Керенского, который поддерживал манифест Совета), соглашаясь в принципе с необходимостью противопоставить этому манифесту четкое выражение воли продолжать войну в составе Антанты, не рекомендовали столь открыто высказывать территориальные претензии. В результате Временное правительство не поддержало министра иностранных дел, заняв более гибкую позицию. Премьер Львов и другие члены кабинета стремились отделаться общими фразами относительно целей России в войне. Даже военный министр Гучков, на поддержку которого особенно рассчитывал Милюков, предпочел отмолчаться. Гучков вспоминал: «В этот момент я не считал вопрос [о Константинополе и проливах] достаточно важным, чтобы вступить по нему в бой со своими коллегами, и поэтому я не поддержал Милюкова в его твердой позиции»^{635}.

Но если обычно воинственный Гучков на этот раз по сугубо тактическим соображениям проявил себя сравнительно миролюбиво, то этого отнюдь нельзя было сказать об Исполкоме Петросовета. Его руководство во главе с Чхеидзе не могло допустить безответственных, как оно полагало, заявлений министра иностранных дел. Комиссия Исполкома по связи с правительством встретилась с полным составом кабинета и потребовала издания официального правительственного заявления по всем вопросам внешней политики, прежде всего сформулировав в нем «интернационалистские» цели и особенно подчеркнув необходимость заключения мира без аннексий и контрибуций.

Подробно об этой встрече рассказал в воспоминаниях один из виднейших меньшевистских деятелей Ираклий Георгиевич Церетели. Тогда он только что возвратился из ссылки, где возглавлял группу «иркутских циммервальдовцев», и сразу же вошел в состав Исполкома Петросовета, где вместе с Чхеидзе и Федором Ильичом Даном стал руководителем «революционных оборонцев», полностью доминировавших в Совете. В отличие от «крайних оборонцев» (они были представлены в основном группой Г. В. Плеханова «Единство»), считавших необходимым вести войну до победного конца и в этом смысле близких к Милюкову, «революционные оборонцы» предлагали в согласии с правительствами и социалистическими партиями союзных государств выступить с инициативой мирных переговоров, подписать в соответствии с решениями Циммервальдской конференции 1915 года «справедливый», то есть без аннексий и контрибуций, мир. При условии, что Временное правительство будет действовать в этом направлении, а также продемонстрирует решимость начать глубокие социальные реформы, «революционные оборонцы» готовы были взять на себя долю ответственности в государственном руководстве путем вхождения в состав Временного правительства. Именно они в конце марта оказались основными оппонентами Милюкова.