Милюков

В следующие месяцы кадеты голосовали в Думе за военные кредиты, приняли участие в ведомственных комиссиях по укреплению обороноспособности, в правительственных военных совещаниях, а позже и в работе городов. Сложился фактический альянс кадетов с Всероссийским земским союзом и Всероссийским союзом городов, за который усердно ратовал Милюков. Не случайно после правительственного постановления о запрете собраний земских организаций без участия представителей Министерства внутренних дел руководитель Земского союза князь Г. Е. Львов просил именно Милюкова принять через Думу защитительные меры^{502}.

Фактически призвав свою партию к отказу от оппозиционной деятельности на период войны, Милюков, однако, полагал, что и в этих условиях возможно проведение некоторых реформ. Он отдавал себе отчет, что патриотические настроения затронули главным образом верхушку общества. Правда, он констатировал, что почти прекратились стачечные выступления и что даже находившиеся в эмиграции социалистические деятели, в частности Георгий Валентинович Плеханов и прославленный глава анархистов Петр Алексеевич Кропоткин, объявили войну со стороны России оборонительно-освободительной. Но в то же время он вынужден был признать, что в глубине России продолжает царить вековая тишина. Отмечая стойкость русских солдат, их мужество в бою, Милюков в то же время не закрывал глаза на их готовность покинуть поле боя, чтобы возвратиться в родную деревню для защиты своего надела и семьи. Иначе говоря, война таила в себе массу неожиданностей. Мужицкая Россия ждала «своего Пугачева из русского университета»^{503}.

В первые месяцы войны Милюков выступал в печати еще чаще, чем обычно, стремясь объяснить происхождение войны, ее «навязанность» России. При этом, разумеется, о предполагаемых катастрофических последствиях если и говорилось, то лишь слабыми намеками, понятными только малому числу вдумчивых читателей. В целом же перспективы войны вначале оценивались оптимистически.

Такой же характер носили и публичные выступления кадетского лидера. В его лекциях появились новые темы: «Война и европейская цивилизация», «Война и европейская интеллигенция», «Национальные и мировые задачи войны», «Условия прочного мира»^{504}. О том, на какую сторону оратор целиком возлагал ответственность за возникновение мировой войны, свидетельствует вывод в конспекте одного из выступлений: «Польза германского урока: 1. Нельзя стремиться к владычеству над миром. 2. Нельзя считать свой народ избранным, а остальные — жертвой его желаний. 3. Нельзя вести себя в цивилизованной семье дикарем — надо соблюдать приличие»^{505}. Милюков, таким образом, с самого начала войны занял сдержанно-патриотическую, хотя и открыто антигерманскую позицию поддержки военных усилий своей страны, явно переоценивая возможность достижения быстрой победы. «Решительная победа — прочный мир!» — таков был лозунг большинства его лекций^{506}.

Можно ли считать, что Милюков лицемерил, сознательно вводил слушателей и читателей в заблуждение? Скорее всего, он стремился убедить не только их, но и себя в возможности разгрома центральных держав без серьезных внутренних потрясений в России. Статьи Милюкова публиковались не только в «Речи», но во многих других газетах и журналах, перепечатывались в провинции. Его мнение считали весьма авторитетным и некоторые ответственные правительственные чиновники. В то же время патриотические выступления Милюкова в печати давали левым силам основания для суровой критики, а правым — для снисходительной похвалы. Показательным в этом смысле было закрепившееся за ним в военные годы, хотя и появившееся ранее прозвище Милюков-Дарданелльский.