Милюков

Будьте тверды в своем отказе, стойте за свои права все, как один человек. Перед единой и непреклонной волей народа никакая сила устоять не может.

Граждане! В этой вынужденной, но неизбежной борьбе ваши выборные люди будут с вами»^{381}.

Выборгское воззвание подписали 180 депутатов: председатель Думы С. А. Муромцев и товарищи председателя П. Д. Долгоруков и Н. А. Гредескул, представители кадетов, трудовиков, мусульман, автономистов, Партии демократических реформ^{382}. Оно было опубликовано в кадетских печатных органах, легальных изданиях левых партий и в виде листовки.

По поводу Выборгского совещания потом ходили разные слухи. Муромцев якобы открыл его словами: «Заседание Государственной думы продолжается». На самом деле председатель, человек пожилой и очень осторожный, чувствовал себя неловко — он мечтал увидеть себя в кресле председателя Совета министров, а теперь должен был руководить антиправительственным действом.

Милюкову было легче, хотя и он с большим трудом решился на составление обращения к народу, не имея права подписать его. Тем не менее он полагал, что избрал наилучший путь — горячо выступил за принятие весьма резкого текста, подчеркивая, что являлся его главным разработчиком. В этом не было хвастовства — наоборот, тем самым Милюков ставил себя на тот же «преступный» уровень, что и подписавшие воззвание депутаты.

Было ясно, что против подписантов будет возбуждено уголовное дело, но это требовало времени, нахождения прецедентов, формулировок и т. п. По Питеру распространился слух, что бывших депутатов и других «выборжцев» на Финляндском вокзале будут поджидать черносотенцы и первыми жертвами нападений станут депутаты-евреи Винавер, Герценпггейн и Иоллос вместе с Гессеном (он депутатом не был) и «скрытым евреем» Милюковым. На вокзал явился цвет петербургской интеллигенции и студенчества, и встреча прошла без инцидентов.

Да и сам премьер Столыпин не очень жаловал черносотенцев, считая их грубыми нарушителями государственного порядка, который он стремился во что бы то ни стало укрепить. Милюков решил это использовать: получив по почте несколько угроз, он обратился к Столыпину с соответствующим письмом, на которое последовал вполне вежливый и многообещающий ответ:

«Милостивый Государь Павел Николаевич.

Только что получил Ваше письмо и тотчас же отдал распоряжение по Департаменту полиции о немедленном принятии мер к охранению Вас и профессора] Гессена от нападения. Такое же категорическое распоряжение будет сделано и по градоначальству. Примите уверения в совершенном уважении.

П. Столыпин»^{383}.

Милюков был горд своей ролью в формировании российского парламентаризма. В подкрепление высокой оценки деятельности Государственной думы первого созыва он ссылался на В. О. Ключевского, который теперь вновь стал ему близок, поскольку выступал в поддержку представительного учреждения. В частности, в письме юристу Анатолию Федоровичу Кони (копия письма была послана Милюкову) Ключевский обращал внимание на два неожиданных факта: «Это — быстрота, с какой сложился в народе взгляд на Думу как на самый надежный орган законодательной власти, и потом — бесспорная умеренность господствующего настроения, ею проявленного. Это настроение авторитетного в народе учреждения авторитетнее той революционной волны, которая начинает нас заливать, и существование Думы — это самая меньшая цена, какою может быть достигнуто бескровное успокоение страны»^{384}.

Может показаться удивительным, что в самый разгар думских страстей 47-летний Павел Милюков испытал и совершенно другую страсть — он вновь встретился с молодой француженкой Мари Пети, которая ему понравилась в 1904 году в Чикаго. Чувство явно было взаимным, ибо летом 1906 года дама приехала в Петербург к Милюкову под предлогом выяснения деталей перевода отдельных его произведений. Интимные отношения возникли сразу. Любовники встречались в гостиничном номере Мари. Роман настолько вскружил Милюкову голову, что он пренебрегал возможностью публичного скандала, опасного для его политической карьеры.

Настойчивая и решительная Мари требовала, чтобы Павел Николаевич развелся и женился на ней. В этом, однако, он сумел противостоять — на первом плане всё же оказалось политическое будущее.