С одной стороны, воспринял доклад Сью с облегчением. Всё говорило о том, что полиция направится по нужному и правильному следу. Вместе с тем понимал, что все преображения Ника связаны со мной и Нино (то есть всё равно со мной). Отдавал себе отчёт в том, что Ник, скорее всего, решился ограбить своих обидчиков, не дожидаясь, когда они «изнасилуют сестру». Не хватило ему силы духа выстрелить и убить даже тех, кого он ненавидел (скорее всего).
В США давно отменили призыв в армию, и это имеет конкретные последствия. Признаться, у меня никогда не было никаких душевных страданий типа стрелять/не стрелять, убить/не убить. Я присягнул своей Родине и прекрасно понимал, что все эти душевные страдания остались до военной присяги.
Враг? Огонь! Точка.
Тем более курсанту любого советского военного училища это просто, точно и предельно жёстко вдалбливают в голову ещё на курсе молодого бойца, то есть до торжественного принятия военной присяги. Тем более в моём бывшем военном училище, в общевойсковом, это доведено до совершенства.
На этом можно было бы поставить точку. Если бы… не мой Ментор. Он никогда не промолчит, всегда начинает ковыряться и не даёт мне покоя.
Началось. Вот спрашивает меня:
— А Ник враг?
— В моём случае он орудие, точнее, моё оружие, или, как говорят гражданские, инструмент для достижения моей победы, гражданин государства — вероятного противника. Жёстко? У меня задача, и я её выполню в любом случае.
— А с моральной точки зрения? — продолжал задавать мне вопрос мой внутренний голос-Ментор.
— Мораль — это правила поведения, принятые в обществе. Они становятся нормой права (обязательной), когда люди их узаконят, то есть примут закон с санкциями за нарушение. Например, когда какие-нибудь дурные кобылы ржут у входа в кафе на всю улицу, то они нарушают нормы морали, но не закон, не правовую норму.
— Отмазался? — спрашивает меня мой Ментор.
Злой, сволочь.
— Тогда ответь, а нет ли у тебя нравственных страданий?
— Нравственность — это то, как я сам отношусь ко всему этому. Например, сожрал мусульманин кусок сала. И что? Он не нарушил закон государства. Но сам страдает, осуждает себя. Как вкусно было! Но страдает. Или сходил воин православный налево, совершил грех прелюбодеяния и тоже страдает, грызёт себя, мучается. Но как любо было! Однако он тоже ничего не нарушил. Просто совершил безнравственный поступок. А если православный сожрёт сало, то он и нормы нравственности не нарушил. Поэтому нет у меня нравственных страданий. Не хотел я его убивать и не убивал. Считаю, что пострадал он за то, что радовался, скотина, страданиям русских воинов. Не знала эта скотина, что противника надо уважать. Недостаток общего воспитания и полное отсутствие воспитания воинского.
— Умный стал?
— Я давно им стал, ещё в своём училище. Это всё из курса научного коммунизма. Или марксистско-ленинской философии? Не помню уже. Я вояка, «пЯхота» — мы там гумилёвщиной всякой не развлекались.
Заткнул, наконец, своего Ментора. Замучил меня, сволочь!
Зато всё в голове по полочкам разложил. Стало легче…
Хорошо, что «жучок» заранее у Ника сняли. Вообще-то надо было гораздо раньше, но я не слишком прислушивался к правилам ГРУ, которые требовали снимать оборудование немедленно, сразу, как только в нём отпадёт конкретная надобность.
Генерал Крупин уже меня замучил просьбами принять меры и срочно снять прослушку у «Хуана».
Теперь на практике и до меня дошло это правило. Не мною придумано и не просто так. Надо решать эту проблему.
Встретились с Нино в одном скверике.
— Что думаешь про Ника?
— Не знаю, конечно, но опасности я не чувствую. Если на меня выйдут, то скажу, что он за мной пытался ухаживать, но был мне неинтересен, вместе с тем побаивалась его и поэтому старалась не обидеть. Потом переключила его внимание на другую женщину. И хлопаю широко открытыми и наивными глазами слабой и глупой женщины. Типа курицы или овцы. Одним словом, дура.
— Не переиграй.
— Постараюсь.
— Есть задача.
— Какая?
— В квартире «Хуана» кое-что стоит. Надо срочно убирать.
— Как?
— Это вопрос. Вот хочу с тобой посоветоваться. В любом случае нужно попасть в квартиру. Может быть, закапризничать, что типа захотела вина, или пива, или ещё чего-то, чего у него точно нет, и вынудить его сбегать в магазин?
— Я уловила твой ход мысли, но «Хуан» ни за что не потащит меня к себе домой.
— Тем не менее, это задача.
— Может, его непутёвый сын? Ты думаешь, он захочет меня к себе привести?
— В следующую субботу его родители уезжают в Вашингтон, там встречаются с дочерью и Людой. Он будет в городе один.
— Тогда нет проблем.
— Как сделать собираешься?
— Точно не знаю, но решу. Правда, одна побаиваюсь. Подстрахуешь?
— Не хотелось бы.
— Не знаю как, но в итоге он меня потащит к себе в квартиру. Естественно, кто-то первым пойдёт в душ. Думаю, мне времени хватит. Но потом я захочу резко уйти. Какая будет его реакция?
— Херовая.
— Что делать?
— В тот раз у него были с собой презервативы?
— У меня были.
— То есть он даже не думает об этом?
— Похоже.
— Дошло?
— Отлично. Я сбегаю за ними, так как где-то их забыла или с целью купить.