Ванной Михей Кузьмич остался недоволен: не горяча и без мочалки. А тут еще — пришел в зал отдыха, улегся и только-только всхрапнуть собрался, барыня какая-то явилась: «очистите, говорит, место». Хотел было Кузьмич барыне той настоящее слово сказать, да махнул рукою — не стоит путаться. Зато у себя в палате до обеда спал.
Вечером прогуливался по парку, слушал музыку. Музыка, по правде сказать, плевая, ни одной гармоньи. А народу кругом — не перечесть!
Попался человек-земляк, из одной губернии. Тоже — в санатории, только в другой. Разговорились о том, о сем.
— У тебя что?
— А сердце же, земляк, расширение!
— У меня, браток, то же…
Из соседней санатории похваляется:
— У нас, — говорит, — со всех концов лечат… Ты вот, на одном этом нарзане сидишь, а меня, к примеру, и гидропатом и лектричеством жучат… Вот как!…
— Те-те-те… — протянул Кузьмич. — Ну, у нас — поскупей!..
— А чего там поскупей! Сам ты, земляк, разиня… Докторов подхлестывать надо… Так и так, мол, давай!.. Перво-на-перво, душу проси-Шарко!..
— Чавой-то? — переспросил проворно Кузьмич.
— А струмент такой есть — из кишки водой по всему телу шаркают… Шарко, понимаешь? Дюже при ревматизме помогает… Опять же у кого кровь дурная!
— Ишь ты! — прихмурился Кузьмич. — У нас это дело притаили… Спасибо, сват, что упредил!..
На утро Кузьмич по горячим следам к докторице.
— Пропиши ты мне, милостивица, плепорцию душа, шаркот, что ли, по вашему…
Улыбнулась докторица.
— Что ж, можно! Отведай…
Прописала.
Отыскал Кузьмич гидропат, разделся, вошел.
«Фу, ты, мать честная, опять бабы!.. Ну порядки!..»
Делать нечего. Прихватил стыдное место рукою и ждет, что будет. Глядь-поглядь, берет кишку… баба!
— Отвернись, бесстыжая! — крикнул Кузьмич и подставил спину.
А она хоть бы что: знай себе из кишки зажаривает, да еще командует:
— Грудь… Спину… Боком!..
«Ну, нет!.. — думает Кузьмич, одеваясь. — Что-что, а это нам ни к чему… И земляк тоже хорош- бабьей кишкой угощает!..»
И больше в гидропатию- ни ногой! А жалко…
«Что бы такое взамен испросить?»
Стал у больных допытываться.
— Те-те-те… Електрофикация! Это — по нас…
И опять — к докторице.
— Ты уже не обижайся! — начал он. — Шаркот мы отменили… ни к чему! Пропиши ты, будь матерью, Стасов мне душ…
— Статический? — откликнулась докторица. — Да вам зачем же? Это, ведь, при известной болезни можно…
— Эх-хо! — вздохнул Кузьмич. — А почему ты, мать, знаешь, состоит во мне известная болезнь эта, али нет… Да и то сказать: севодни ее нету, а там, глядь-поглядь, она и об'явится… Ты уж не жадуй — пропиши!..
Экий ты, — говорит докторица, — настойчивый!.. Ну, хорошо… На голову жалуетесь?..
— Голова? А что ей? Об камень не расшибешь!.. Ране точно-что болела… Так то в старом еще прижиме когда, при монополии!..
— Ну, вот, видите… А сон, как у вас… спите хорошо?..
— Да как сказать… — зачесался Кузьмич. — Дома спал за троих, а у вас — худовато! Ну, известно, дома-то при труде… За день намотаешься, придешь домой, под бок к старухе завалишься и — никаких!.. А тут худовато… Это точно-что…
— Ну, ладно, пропишу! — согласилась докторица. — Только больше ничего уже не просите…
— И-и, что ты, мать, нешто мы не понимаем? Да я теперь к тебе — ни ногой!..
Однако, слова своего Михей Кузьмич не сдержал.
Стаса душ ему приглянулся. Штука аккуратная: сидишь себе спокойненько, ветерок по лысине гуляет и, вроде как, в пояснице легче.
— Насморком страдали мы… — рассказывал он потом больным. — Так, вить, что ж вы думали? С трех разов в носу прочистило… ей-ей!..
Все бы хорошо, да новая затея умучила Кузьмича. Сказано в писании: нет предела человеческой зависти!
Сидел раз Михей Кузьмич во дворе санатории с молодым пареньком из слесарей. А дело было вечернее. Вечера в тутошних местах удивительные, особливо, когда луна. По деревьям ртуть струится, а воздух… ну, прямо, мед липовый!
— Спать бы пора, да жалко!.. — зевнул Кузьмич.
— А чего жалко-то, дед?
— А вот, погоди, состаришься — узнаешь… Тут у те — каждый час жизни на счету, а он сон-то, ведмедем наваливается…
— А ты… не спи!..
— Дык как же не спать, ежели от природы положено… Идем, паренек, идем в палатки!..
— Ну, нет… Мне рано, дед… Я еще процедуриться пойду, на лунные ванны!..
— Чавой-то? — навострил Кузьмич ухо.
— Лунные, мол, ванны примать побегу… Здорово, дед, кровь полируют!..
И с хохотом убежал слесарек.
А Михей Кузьмич затуманился.
«Опять, сукины сыны, притаили… Ну, и скупеньки же! И чего, скажем, она, докторица эта, казенных денег жалеет?»
Долго ворочался Кузьмич в постели.
«Пареньку прописала, а мне — ни гу-гу! А еще намеднись говорила, как честная, „Мы, — говорит, — с вами, Михей Кузьмич, все лечения превзошли!“ Вот-те и превзошли… Нет, видно, не всех еще переделала Советская власть… Ох, не всех еще! Дохторов этих ломать да ломать надобно… А-а! Молодому прописала, старому не надобно… А чего ему, молодому-то, полировать, у его и так кровь-то полированная!..»