Михаил Тверской

В Древней Руси средняя продолжительность жизни была гораздо меньше, чем в наше время. Этой печальной реальности не могли избежать и правители. Александр Невский прожил 43 года, Даниил Московский — около сорока двух лет, Иван Калита — около пятидесяти лет, Иван Красный — 33 года, а Дмитрий Донской — 38 лет. Рано заканчивая свой жизненный путь, человек Средневековья рано его и начинал. Сын правителя достигал совершеннолетия и мог самостоятельно вести дела уже в 14-15 лет. Тогда же он мог подумать и о брачном союзе. В целом же рубежи зрелости как бы молодели, сжимались, становились более отчётливыми и тревожными.

При такой печальной арифметике рубеж тридцатилетия для правителя таил в себе глубокий экзистенциальный смысл. Это было время, когда человек — словно путник на перевале — должен был оглянуться на пройденный путь и рассмотреть дальнейшую дорогу. Неудовлетворённое честолюбие и несбывшиеся мечты предъявляли отставшему в скачке жизни свои неоплаченные счета...

Михаилу Тверскому в 1301 году исполнились те самые рубежные 30 лет, которые можно сравнить с перевалом для восходящего в гору путника. Судьба поманила его возможностью отметить эту дату ратным подвигом на благо всей Руси. Однако по его (или не по его) вине эта возможность не стала свершением. Но обо всём расскажем по порядку...

Расчёт или просчёт?

В первый год XIV столетия не только новгородские, но и общерусские летописи отметили грозные события в Новгородской земле. Шведы попытались закрыть для русских выход в Финский залив и тем самым перерезать главную дорогу внешней торговли. Летом 1300 года они выстроили у впадения речки Охты в Неву (примерно там, где сейчас на другом берегу Невы находится жемчужина Петербурга Александро-Невская лавра) сильную крепость Ландскрона, что в переводе на русский язык означало — Венец Земли.

Узнав о намерениях шведов, новгородцы собрали ополчение и напали на строителей крепости. Однако шведы не только отбили нападение, но и обратили новгородцев в бегство. Не решившись повторять печальный опыт, те ни с чем отправились восвояси.

Вся история Новгорода свидетельствует о том, что вечевая демократия и воинская выучка — вещи несовместимые. Основа военного дела — дисциплина. Только наличие безусловного военного авторитета в лице князя превращало толпу кое-как вооружённых горожан в боеспособное войско. Надо полагать, что из состава княжеской свиты формировался и «офицерский корпус» новгородской армии. Но в 1300 году в Новгороде не было ни самого великого князя Владимирского Андрея Александровича, ни его достойного представителя.

Возведённая за один строительный сезон шведская крепость закупорила выход из Невы на Балтику. Ганзейские купцы приостановили свои караваны, дожидаясь прояснения обстановки. Приток серебра в Новгород быстро обмелел. Тревожные гонцы помчались из Новгорода во Владимир...

Измученный борьбой с братьями и племянниками, утомлённый годами пятидесятилетний Андрей Александрович «вступил в злат стремень». Князь не мог, конечно, отказать в помощи, когда её просил сам «банк всея Руси». Стремясь хоть как-то оправдать своё позорное поражение летом 1300 года, новгородцы, разумеется, преувеличивали мощь крепости и численность её гарнизона. Обеспокоенный этими рассказами, Андрей Городецкий поднял на ноги всех князей Северо-Восточной Руси и весной 1301 года двинул в Новгород громадное войско (143, 58). Достойное место в этой коалиции должен был занять и князь Михаил Ярославич со своим тверским полком. Однако тут произошла довольно странная история. Вот как излагает дело Симеоновская летопись:

«В лето 6810 (ошибка в дате, должно быть: 6809/1301. — Н. Б.) князь великий Андреи Александрович съ новогородци и съ всеми ратьми ходил на немци и взя город немецкыи Венец, на реце на Неве, а Неву раскопати повелел, а немцев много побиша, а иных руками яша, а князя их убиша. Князь же Михаило Тферскыи не дошед Новагорода Великаго, слышав, оже немци побежени быша, и възвратися назад» (22, 85).

Перед нами ещё одна из множества исторических загадок. Было ли опоздание Михаила Тверского случайным или умышленным? Должны ли мы упрекнуть князя в неспособности быстро собрать войско — или с пониманием отнестись к его нежеланию «класть свои яйца в чужую корзину»?