Важнейшим делом любого тогдашнего князя было составление завещания. Движимое и недвижимое имущество следовало разделить между наследниками так, чтобы не вызвать распри или обиды. Это была своего рода головоломка, над которой князья проводили бессонные ночи. Существовали разнообразные прецеденты решения этого вопроса. Одни полагали, что главное — справедливость. Ради неё следует разделить всё поровну между сыновьями. Другие, напротив, считали полезным наделить старшего сына львиной долей наследства, чтобы обеспечить ему безусловное силовое превосходство над братьями и тем снять угрозу усобицы. Особая доля полагалась княгине-вдове. После её кончины эта доля шла в раздел между сыновьями и дочерями. Отдельно рассматривалась тема приданого, которое следовало дать за дочерями при замужестве. Наконец, в завещании князь оговаривал тему должников: кто сколько должен княжескому семейству и как разделить этот долг, когда он будет возвращён.
Историки горько сетуют на то, что завещание Даниила до нас не дошло. Однако есть основания думать, что эта «пропавшая грамота» представляла собой весьма оригинальный по содержанию документ. Даниил не стал делить своё княжество на пять уделов по количеству сыновей. Он оставил хозяином старшего сына Юрия, приказав младшим братьям слушаться его во всём. Со временем — например к женитьбе — Юрий мог дать братьям уделы, убедившись в их преданности. За наличие таких распоряжений в духовной Даниила говорит тот факт, что ни один из братьев практически не упоминается в летописях с указанием на удел — Можайский, Коломенский, Звенигородский и т. п.
Трудно сказать, в какой мере удачным оказалось это предполагаемое распоряжение Даниила. Летописи отмечают ссору между братьями и бегство Бориса и Александра в Тверь в 1307 году. На другой год летопись сообщает о кончине Александра. Потеряв одного из своей компании, братья Даниловичи сплотились и в дальнейшем выступали как один сжатый кулак. По-видимому, распоряжения Даниила подкреплялись хорошим воспитанием, которое он дал своим детям. Наказы родителей в этой семье имели силу закона. И наказы эти были не только морального, но и политического свойства. Главным же среди конкретных наказов Даниила был наказ Юрию относительно притязаний на великое княжение Владимирское. О содержании этого наказа можно только догадываться. Догадка наша состоит в том, что Даниил велел сыну на первом этапе вести двойную игру: просить великое княжение Владимирское, но, максимально подняв цену, уступить золотой венец Михаилу Тверскому (46, 92).
Михаил Тверской — как старший по родству на одно поколение — имел преимущественные права на верховную власть. Но в торге о власти московский запрос должен был быть предельно высоким. Подняв демагогический спор о Владимире и как бы неохотно уступив в этом споре, москвичи могли в качестве отступного потребовать От Михаила Тверского признания своих прав на Переяславль, Можайск, Коломну и другие приобретения Даниила.
Более того. Зная характер Михаила, москвичи полагали, что в погоне за золотым венцом, считая себя правым и опасаясь бесчестья, он возьмёт на себя такие обязательства по ордынскому «выходу», выполнить которые не сможет. И тогда великокняжеский венец вместе с головой тверского князя скатится под ноги московским Даниловичам.
Тверской князь понимал цинизм реальной политики. Однако поначалу всё само шло ему в руки. За ним было право старшинства среди потомков Ярослава Всеволодовича. Великий князь Владимирский Андрей Александрович Городецкий признал его своим наследником во Владимире. Бояре, служившие прежде великому князю, приехали в Тверь и выразили готовность служить новому сюзерену (14, 367).
Созданная в Твери в конце 1319-го — начале 1320 года Повесть о Михаиле Тверском так представляет сложившуюся летом 1304 года политическую ситуацию (83, 274):
«Княжащу ему въ Тфери въ отчине своей, преставися великии князь Андреи и благослови его на свои стол на великое княжение, сего христолюбиваго великаго князя Михаила, ему же по стариишиньству дошёл бяше степень княжения великаго. И поиде в Орду ко цареви, яко же преже его князи бывшее имаху обычаи тамо взимати великое княжение» (14, 376).
Княжеское сообщество молчаливо признало приоритетное право Михаила Тверского на верховную власть. В его пользу говорил и простой расчёт династического старшинства. Даниил Московский доводился ему двоюродным братом, а сыновья Даниила — двоюродными племянниками. Наконец, его доброхотом — быть может, уклончивым — был митрополит Максим, находившийся тогда в Северо-Восточной Руси...
Словом, в этой игре, где ставкой была верховная власть над Северо-Восточной Русью, на руках у Михаила Тверского имелись все козыри. Но перспектива мирной передачи верховной власти от одной династической ветви к другой была разрушена вмешательством московских Даниловичей...