«Думал я до сих пор, что ежели нужно нижним чинам делать строгие приказы, то достаточно для офицеров просто объяснить их обязанности, и что они почтут за счастье исполнять все желания и мысли своих начальников; но к удивлению моему вышло совсем противное…
В Охотском пехотном полку гг. майор Вержейский, капитан Гимбут и прапорщик Понаревский жестокостями своими вывели из терпения солдат. Общая жалоба нижних чинов побудила меня сделать подробное исследование, по которому открылись такие неистовства, что всех сих трёх офицеров принуждён представить я к военному суду. Да испытают они в солдатских крестах[217], какова солдатская должность. Для них и для им подобных не будет во мне ни помилования, ни сострадания.
И что ж? Лучше ли был батальон от их жестокости? Ни частной выправки, ни точности в манёврах, ни даже опрятности в одеянии — я ничего не нашёл; дисциплина упала, а нет солдата в батальоне, который бы не чувствовал своими плечами, что есть у него начальник…
Кроме сего, по делу оказались менее виноватыми следующие офицеры, как-то: поручику Васильеву, в уважение того, что он молодых лет и бил тесаками нижних чинов прежде приказов г. главнокомандующего, г. корпусного командира и моего, майорам Карчевскому и Данилевичу, капитану Парчевскому, штабс-капитанам Станкевичу и Гнилосирову, поручикам Калковскому и Тимченке и подпоручику Китицину за самоправное наказание, за битьё из собственных своих рук делаю строгий выговор…»{348}
Это был последний приказ Орлова в качестве командира соединения. С его отъездом в «Орловщине» начались совершенно иные события…
Насколько нам известно, в соединении к тому времени оказалось полным-полно агентов тайной полиции, добровольных доносчиков и несправедливо, как им самим думалось, обиженных, а потому всё, здесь происходившее, немедленно становилось известно в штабе 2-й армии. Знали там и про то, чему и как учили нижних чинов в ланкастерских школах, и как поддерживал Орлов солдат-«бунтовщиков», и про явное его попустительство вольнодумствующим офицерам, которые были известны поимённо. Знали про существование Кишинёвской управы и, возможно, догадывались о радикальных планах её руководителей…
При всём при том раскрывать явное злоумышление не спешили. Ведь если бы только Александр I узнал, что под носом у Киселёва свили гнездо заговорщики, так прости-прощай заветное генерал-адъютантство! Да и командиру 6-го корпуса не поздоровилось бы. К счастью, разного рода нейманам, которые могли бы отличиться открытием заговора, напрямую обращаться к императору не полагалось… Обсудив ситуацию, Киселёв и Сабанеев решили покончить с «Орловщиной» сами, воспользовавшись отсутствием дивизионного начальника.
Но тут следует сказать несколько слов о генерале Сабанееве, только тем для нас и известного, что он явился «гонителем», чуть ли не «погубителем» Орлова, а в войсках, за цвет лица, прозванного «Лимоном»…
Он окончил Московский университет, так что своей образованностью отличался от подавляющего большинства генералов. Придя капитаном в армию, воевал с турками и поляками, а затем, в чине майора, участвовал в Итальянском и Швейцарском походах Суворова; при Урзерне был ранен пулей в грудь, при Муттентале — в левую руку; пробыв некоторое время в отставке, он в 1807 году возвратился на службу полковником, воевал в Пруссии, при Фридланде был ранен штыком в лицо, а при Алаво, в Шведскую кампанию, — пулей в правую ногу; в 1809 году Сабанеев был произведён в генерал-майоры, назначен шефом егерского полка и воевал с турками; в 1812 году был начальником Главного штаба 3-й Западной армии, потом — Главного штаба генерала Барклая де Толли, прошёл все основные сражения Заграничного похода, до Парижа. В 1815 году командовал 27-й пехотной дивизией: блокировал Мец, сражался с партизанами в Вогезских горах. До 1818 года он служил в оккупационном корпусе, потом принял 6-й корпус.
Прекрасная биография боевого генерала! Вот как писал о нём Михайловский-Данилевский: