Михаил Федорович

В 1636/37 году съезды межевых судей возобновились. Русскую сторону представляли Григорий Гаврилович Пушкин и Григорий Андреевич Алябьев, а польскую комиссию возглавляли Хриштоф Тихоновецкий и Я. Каменский. Поначалу «для того, что застало зимнее время, межевать было не мочно». Поэтому межевые судьи договорились съехаться в более удобное время 20 июня 1637 года «меж царского величества города Брянского уезду Вороницкой волости села Кошкина и меж королевского величества города Рословского уезду слободы Горловы на речке на Воронице и меж тех городов земли розмежевать на обе стороны вправду по сыску старожильцев». За несколько месяцев отношения между Московским государством и Речью Посполитой заметно потеплели, а в разгар межевых дел на границе, в июле 1637 года, в Москву приехали польские посланники с дружественным поручением известить царя Михаила Федоровича о намерении короля Владислава IV вступить в брак с Цецилиею Ренатою. В итоге к 10 октября (20-го — по новому стилю) 1637 года с помощью старожильцев граница была установлена между Брянском и Комарицкой волостью, с одной стороны, и Рославлем, Кричевом, Стародубом, Почепом и Трубчевском — с другой. «На обе стороны» были расписаны «земли и реки и озера и всякие угодья». Межевание было подкреплено разметкой рубежа специальными межевыми гранями «на знатных деревьях», а также другими «признаками». Одним из способов обозначения границы стало закапывание разных предметов в определенных заметных местах. Например, где-то в верховьях малоприметной речки Лошенки, на границе Смоленской, Брянской и Рославской земель, до сих пор могут находиться курганы, внутри которых межевые судьи в 1637 году насыпали уголье и железную руду, а также положили большой камень и сковороду. После того как граница была установлена, местным жителям указывалось: «…через рубеж не осваивать и не вступатись, не допускать никаких насильств в отношении друг друга и следить за тем, чтобы никто не владел угодьями „через рубеж“».

Это была лишь одна из станций на трудной дороге к установлению границ, устраивавших Московское государство и Речь Посполитую. Продолжался спор о литовских городах, селах и слободах, поставленных в Путивльской земле. Никак не удавалось достичь окончательного согласия в употреблении титулов. Стали проявляться злоупотребления отдельными статьями Поляновского договора со стороны литовских купцов, приезжавших в Москву в свите гонцов Речи Посполитой для тайной торговли вином и табаком. У польского короля Владислава IV был свой счет к царю Михаилу Федоровичу, связанный с тем, что запорожские казаки, воевавшие с королем, уходили и селились на Русской земле, где в украинных городах и на границе Дикого поля шло активное строительство оборонительной черты. В мирных условиях весь этот комплекс вопросов потребовал бы созыва земского собора, однако с осени 1637 года, после похода крымского царевича Сафат-Гирея, наступили чрезвычайные времена. Почти все главные члены Боярской думы были отправлены из Москвы на полковую службу. Поэтому царь Михаил Федорович поручил боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому прежде всего собрать письменные «мнения» бояр о всех проблемах русско-польских отношений, разослав им 16 июня 1638 года докладную выписку из статейного списка послов «в Литву» окольничего Степана Матвеевича Проестева и дьяка Гаврилы Леонтьева и ответного письма панов-рады[445]. В ответ, как и на соборах, царь Михаил Федорович получил больше верноподданнических заверений, чем советов. Интересно, что бояре, не привыкшие к новому для них способу выражения своих мнений, почти все отговаривались, подобно Ивану Петровичу Шереметеву: «Как государю угодно, так и сделает, теперь о таком великом государственном деле, не при государских очах будучи, и без своей братьи мыслить больше того не уметь, а за государскую честь должно нам всем умереть». Но некоторые бояре высказывали свои предложения, например известный своими заслугами князь Дмитрий Михайлович Пожарский, хотя и его смущала необходимость выступать от своего имени. «Мне, князь Иван Борисович, — обращался он к боярину князю И. Б. Черкасскому, — одному как свою мысль отписать? Прежде всего нужно оберегать государское именованье; о гонцах и купцах написано в утвержденных грамотах, а про межеванье и про писцов его государская воля, как ему, государю, годно и как вы, бояре, приговорите; а хорошо, если б межевое дело Бог привел к концу, чтоб ему государю было годно и бескручинно и всем бы православным христианам быть в покое и тишине»[446].