Мы приблизительно знаем, где случилась ссора между Леонардо и Микеланджело: на Пьяцца Санта-Тринита, неподалеку от реки Арно, – однако значительно труднее определить, когда именно она произошла. В первое десятилетие XVI века Леонардо и Микеланджело прожили во Флоренции наездами несколько лет, то покидая город по делам, то снова возвращаясь. Первый период их одновременного пребывания во Флоренции приходился на время с апреля 1501 года, когда Микеланджело прибыл в город заявить свои права на мраморную глыбу для «Давида», до лета 1502-го, когда Леонардо отбыл служить военным советником при сыне папы, жестоком и беспощадном Чезаре Борджиа. Тот как раз пытался завоевать себе владения, присвоив часть мелких государств, номинально находившихся под властью Церкви в составе пестрой, словно лоскутное одеяло, области Романья, отделенной от Тосканы Апеннинами.
В марте 1503 года Леонардо вернулся во Флоренцию[462], своими глазами узрев истинное лицо войны, которую описывал в одном из манускриптов как «самое ужасное и жестокое безумие»
Осенью 1503 года Леонардо получил грандиозный, но в принципе выполнимый заказ от республиканского правительства, то есть, возможно, в данном случае от гонфалоньера Содерини. Леонардо поручили написать гигантскую фреску на половине продольной стены в Зале пятисот палаццо Веккьо. Она была призвана уподобить резиденцию флорентийского правительства венецианскому Дворцу дожей, с которым палаццо Веккьо втайне состязался, стремясь превзойти соперника обилием и роскошью предметов искусства[465].
Для Флоренции Содерини был неким эквивалентом дожа. В Венеции сенаторы заседали в Зале Большого Совета, украшенном в том числе картинами братьев Джованни и Джентиле Беллини. Поэтому флорентийский Зал Совета – Зал пятисот тоже надобно было декорировать живописными произведениями, но еще большего формата и еще более впечатляющими. Сюжетом росписи, заказанной Леонардо, стала победа, одержанная флорентийцами в XIV веке над войсками Милана в местечке Ангиари в Восточной Тоскане. Согласно строительному контракту, ее высота составляла примерно двенадцать брачча (локтей), а ширина – тридцать, то есть она должна была иметь размеры без малого семь на семнадцать метров[466]. «Битва при Ангиари» задумывалась как роспись большей площади, чем знала Европа со времен фрески Гварьенто «Рай», созданной в середине XIV века на стене Зала Совета во Дворце дожей.
Леонардо перебрался в новую мастерскую в монастыре Санта-Мария Новелла, где сыскался покой достаточно большой, чтобы разместить картон в натуральную величину, который Леонардо намеревался выполнить, прежде чем приступить собственно к фреске[467]. Леонардо имел обыкновение подолгу готовиться к любому начинанию и по временам увлекался приготовлениями настолько, что так и не начинал работу. Вазари повествует о том, как папа Лев X, увидев, что Леонардо перегоняет масла и травы для изготовления лака, еще не приступив к картине, заметил: «Увы! Этот не сделает ничего, раз он начинает думать о конце, прежде чем начать работу!»[468]
Для удобства в новой студии и жилых помещениях Леонардо в Санта-Мария Новелла были предприняты многие перестановки, улучшения и изменения согласно его вкусу. Это происходило в январе 1504 года, как раз когда совет живописцев, ваятелей и зодчих решал, где установить «Давида». В конце лета Микеланджело поручили написать столь же впечатляющих размеров фреску на второй половине той же стены Зала пятисот[469]. Как выразился Бенедетто Варки в надгробной речи по случаю кончины Микеланджело, гонфалоньер Содерини дал Микеланджело этот заказ, дабы «вовлечь художников в состязание»[470].
Поэтому соблазнительно отнести к этому же времени ссору Микеланджело и Леонардо из-за Данте: тогда бы ей предшествовало пренебрежительное суждение Леонардо о «Давиде», сделанное в начале года, а последовало бы за нею негодование Микеланджело, с яростной энергией принявшего вызов ближе к концу года. Может быть, как предположил биограф Леонардо Чарльз Николл, ссора произошла весной 1504 года, когда было достаточно тепло, и потому «группа, обсуждавшая строфу Данте, стояла в старинной лоджии»[471], а Микеланджело едва сдерживал раздражение, обдумывая, как лучше выстроить деревянную башню для транспортировки своей гигантской статуи и где ее уместнее разместить, слишком занятый своим детищем, чтобы вступать в пустые разговоры.