Микеланджело. Жизнь гения

С точки зрения флорентийцев XV века, Рим, подобно Болонье, находился в другой стране. Римляне были чужестранцами, их язык, история и обычаи отличались от флорентийских. В 1496 году Флоренция была густонаселенным небольшим городом эпохи позднего Средневековья, где постепенно уже формировались капитализм, крупные финансовые институты и зачатки демократической политики, то есть неотъемлемые черты современной жизни. Напротив, в Риме наблюдалось скорее подобие регресса. На протяжении столетий он был центром западной цивилизации, ее форпостом во всех отношениях. Затем он был завоеван и разграблен варварами: последовал упадок, население стало покидать город, и в результате в конце XV века жителей в нем насчитывалось значительно меньше, чем в IV[275].

Город, который предстал Микеланджело, ютился среди останков античной метрополии. Средневековые римляне колонизировали развалины древнего города, словно морские твари – затонувший корабль. Амфитеатры и храмы были превращены в укрепленные твердыни; памятники имперской столицы разбирали на камень для новых построек. Целый квартал занимался тем, что пережигал мрамор классической эпохи, в том числе и скульптуры, для получения извести, фигурально выражаясь, неуклонно стирая былую славу Рима в порошок.

Когда Микеланджело впервые увидел Рим, городской центр был зажат в излучине Тибра, вокруг Кампо деи Фьори и Пьяцца Навона, а другие оживленные районы города помещались на противоположном берегу реки, вокруг Ватикана, замка Святого Ангела и Трастевере. Остальная часть города, окруженная стенами классической эпохи, больше напоминала сельскую местность с редкими лачугами и носила название disabitato – «необитаемая местность».

Если Флоренция получала доходы от банковских операций и торговли, то Рим находился под властью таких феодальных аристократических кланов, как Орсини и Колонна. Указанные знатные семейства, подобно остальным гражданам, включая немалое число куртизанок, паразитировали на главном городском бизнесе, то есть религии.

Как место паломничества Рим уступал в христианском мире одному лишь Иерусалиму. Кроме того, в нем находилась резиденция пап, которые притязали на духовное и, пусть втайне, на политическое господство над христианской Европой, хотя последнее и оспаривали многочисленные светские властители. Поэтому, особенно среди интеллектуалов, так или иначе связанных с папским правительством, издавна было распространено непоколебимое убеждение, что Рим, даже лежащий в руинах и обезлюдевший, по-прежнему остается caput mundi, столицей мира.

Стоило папскому двору покинуть Рим (например, в 1309–1378 годах, когда семь пап подряд правили из Авиньона), как он превращался в жалкий провинциальный город. Хаос царил еще какое-то время после возвращения папы из Авиньона, а за хаосом последовал церковный раскол, который достиг апогея, когда трое соперничающих понтификов стали оспаривать друг у друга престол святого Петра. Однако к девяностым годам XV века город стал заметно оживать. Появились новые здания. Папа Сикст IV проложил дороги и построил первый за несколько веков мост через Тибр, Понте Систо. Постепенно жители начинали ценить наследие Древнего Рима, в том числе изобразительное искусство, и мечтали вернуть городу былую славу, возродив папский Рим в стиле цезарей.

Первое, что сделал Микеланджело по прибытии, – это навестил своего могущественного нового потенциального патрона, кардинала Риарио, и передал ему рекомендательные письма от Лоренцо ди Пьерфранческо. Риарио отреагировал на появление этого молодого человека, который высек из мрамора прекрасную скульптуру, попутно едва не обманув его лично, поручив ему проинспектировать собственную коллекции древностей. Или, как выразился Микеланджело, он «пожелал, чтобы я немедленно осмотрел кое-какие фигуры»[276].

К девяностым годам XV века кардинал собрал одну из наиболее впечатляющих коллекций древностей в Риме, а значит, и во всем мире. Два произведения, которые совершенно точно находились в то время в его собрании, а потому их наверняка осматривал Микеланджело, – это грандиозные, более человеческого роста, статуи античных богинь. Одна, колоссальная фигура музы Мельпомены, ныне экспонируется в Лувре; другая, столь же величественная Юнона, сегодня украшает Зал Ротонда в одном из музеев Ватикана. Впервые Микеланджело узрел все великолепие классического искусства, воплощенного именно в том материале и теми выразительными средствами, которые он избрал для себя, – то есть мраморной скульптуры. Микеланджело был столь поглощен созерцанием античных произведений, что провел в коллекции Риарио целый день[277].