Микеланджело. Жизнь гения

Никколо описывает, как Савонарола и другие проповедники предрекли городу апокалиптические кары, если его обитатели и далее будут терпеть содомию. За два дня до этого Никколо охватило смятение, когда часть купола собора Санта-Мария дель Фьоре обрушилась в результате попадания молнии. Лоренцо явно увидел в этом несчастье провозвестие собственной смерти; Никколо же истолковал этот знак как приближение геенны огненной: «Господь посылает нам наказание, дабы мы раскаялись в грехах наших, особенно же в содомии, коей повелевает Он положить конец; если же до августа мы не исправимся, то по улицам нашим потекут реки крови… и мысль сия внушает великий ужас всем, а прежде всего мне. Да поможет нам Бог».

Очевидно, некоторые правители города пребывали в неменьшей панике. 3 апреля главный полицейский суд, ответственный за поддержание общественного порядка, именовавшийся Отто ди Гвардия (Восьмеро стражей), приказал арестовать двадцать молодых людей, по словам Никколо, «сплошь хорошего рода». Один из них, юнец по прозвищу Манчино, назвал среди мужчин, совершавших с ним греховное содомское соитие, некоего «мессера Аньоло да Монтепульчано», то есть Полициано. Последовал рейд по тавернам; всякого, кого обнаруживали в компании мальчика, задерживали.

Удивительно, насколько распространена была содомия во Флоренции. Историк Майкл Рок, тщательно изучивший данную проблему, подсчитал, что «в конце XV века во Флоренции к тридцати годам по крайней мере каждого второго молодого человека перед одним лишь этим судом официально обвиняли в содомии; к сорока годам предъявляли обвинение по крайней мере уже двоим из каждых троих»[219]. Страх и тревога в обществе достигли предела в 1432 году, когда было основано уникальное в своем роде учреждение – Ночная канцелярия, коллектив полицейских судей, призванных искоренить содомию. Именно Ночной канцелярии доносили на флорентийских содомитов, именно перед нею содомиты сами признавались в своих преступлениях, дабы избежать тяжкой кары[220].

Как и большинство смертных во все времена, флорентийцы с легкостью преодолевали разительное противоречие между своими религиозными взглядами и своими поступками. Содомия считалась мерзостью, но одновременно в ней видели часть повседневной жизни. По-видимому, флорентийцы в эпоху Средневековья и Ренессанса одновременно придерживались двух кодексов поведения. С одной стороны, будучи благочестивыми христианами, они полагали, что однополые сексуальные отношения греховны. С другой стороны, чаще всего они руководствовались убеждениями, заимствованными скорее в моральном кодексе Древнего Рима, согласно которому вступление в подобные связи если и покрывало кого-то позором, то только пассивного партнера, вне зависимости от пола участников. В результате во Флоренции сложилось двойственное восприятие содомии. Официально она осуждалась и каралась весьма и весьма сурово. На практике же, исключая периоды необычной напряженности в обществе, как, например, тотчас после смерти Лоренцо, за содомию наказывали нестрого, а то и не наказывали вовсе.

Нет никаких точных сведений о сексуальной жизни Микеланджело в это или другое время, но, очевидно, мужеложству предавались многие и многие из его непосредственного окружения. На юношу по имени Андреа, работавшего в боттеге Гирландайо, доносили в Ночную канцелярию в 1492, 1494 и 1496 годах. По слухам, его частенько склонял к содомскому греху художник Джильо, с согласия его матери и отца, ткача Фьораванте[221]. В 1502 году в Ночную канцелярию поступил также донос на живописца Боттичелли за то, что он якобы содержит молодого любовника[222]. Ходили слухи даже о мужеложстве Лоренцо, хотя он славился своими гетеросексуальными похождениями.

* * *

Если Микеланджело искренне скорбел по Лоренцо, то к остальным членам семейства Медичи испытывал смешанные чувства, и особенно сложные отношения связывали его с сыном и наследником Лоренцо Пьеро (1472–1503). Кондиви передает весьма резкое суждение Микеланджело о Пьеро: он-де «унаследовал от отца власть, но не его таланты»; он-де «всегда был дерзок и надменен»; сии пороки – виной тому, что его изгнали из Флоренции спустя всего лишь два с половиной года правления[223].

Это один из случаев, когда Тиберио Кальканьи записывает на полях: «Он уверял меня, что никогда не говорил ничего подобного»[224]. Впрочем, такую точку зрения разделяло большинство жителей Флоренции. Отказываясь от своих слов, Микеланджело демонстрировал неуверенность и беспокойство, которые до сих пор, семьдесят лет спустя, вызывали у него его отношения с Медичи.