Впрочем, существовала и иная причина, по которой он обрушил киянку на еще не завершенную скульптуру; примерно так некогда поступил он и с другой совершенно изнурившей и выведшей его из себя работой – с «Воскресшим Христом»: фрагмент мрамора откололся от руки Мадонны, а он эту скульптуру «и раньше ненавидел, так как очень много пришлось с ней возиться из-за трещины, которая была в камне, и вот наконец лопнуло у него терпение, он ее и разбил…»[1472].
Он разбил бы ее на мелкие куски, если бы Антонио не убедил его подарить скульптуру Франческо Бандини. Бандини, подобно многим мечтавший обладать какой-либо работой Микеланджело, дал Антонио двести дукатов, чтобы он уговорил художника позволить Кальканьи собрать фрагменты воедино и завершить работу.
Микеланджело позволил закончить скульптуру, но бедный Кальканьи не успел довершить начатое: он скончался в 1566 году. Многие ее части еще ожидали окончательной отделки, а у Христа еще не хватало левой ноги, возможно, потому, что этот фрагмент, в котором, может быть, и таилась роковая трещина, оказался стерт буквально в порошок и восстановить его не представлялось возможным. Левое колено Христа и много лет спустя хранилось в мастерской Даниэле да Вольтерра, еще одного художника, дружившего с Микеланджело в последние годы его жизни.
Сегодня «Пьета» представляет собой сочетание разнородных частей; некоторые из них гладко отполированы, другие же явно высечены не Микеланджело, а кем-то иным, есть обработанные грубо, вчерне, а есть и кажущиеся некоей мозаикой обломков; над всем возвышается огромная мощная фигура Никодима, вздымающегося, словно великан, над телом Христа и крошечными фигурками Девы Марии и Марии Магдалины, которых Никодим обхватывает руками. Взор его скорее не обращен книзу, не прикован к скорбному зрелищу, а, напротив, в глубокой задумчивости устремлен на созерцателя, поэтому всю скульптуру можно воспринимать не столько как изображение распятого Спасителя, оплакиваемого святыми женами, сколько как изваяние персонажа, размышляющего об этой сцене. Как объяснил Вазари Лионардо Буонарроти, персонаж в куколе и с бородой задумывался как автопортрет[1473].
Если Вазари правильно идентифицировал этого нежного тролля как Никодима, это весьма интересный выбор, особенно учитывая, что скульптурная группа предназначалась для украшения собственного надгробия мастера. Никодим был фарисеем и, как повествуется в Евангелии от Иоанна, «пришел к Иисусу ночью и сказал Ему: Равви! мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога…» (3: 2). Никодим в Евангелии ассоциируется с ночью, он поклонялся Господу тайно, ночной порой. Поэтому в середине XVI века тех, кто хотел скрыть свою истинную веру, например французских кальвинистов, зачастую либо почтительно, либо пренебрежительно именовали «никодимитами»[1474].
Нельзя исключать, что, избрав в качестве персонажа Никодима, Микеланджело намекал на свои собственные тайные религиозные взгляды, которые разделял с Поулом и Витторией Колонна. Но не подлежит сомнению, что Микеланджело считал своим временем ночь. Как «ночного» человека воспринимали его враги, жаловавшиеся, что он-де работает по ночам, дабы никто не узрел его творений, его биографы и он сам. Судя по четырем его сонетам, посвященным ночи, он полагал, будто наделен мрачным, «ночным» темпераментом,
«Ночь! Сладкая, хоть мрачная пора, – писал он в сонете 102, – От всех забот ведущая к покою!.. Ты тяжесть дум снимаешь до утра…»[1475] В сонете 104 он говорит: «Кто сотворил, из ничего создав / Бег времени, не бывшего дотоле», разделил его пополам между Солнцем и Луной, – и продолжает: «И мне пришлось прийти на свет не в холе, / Но темный жребий на себя приняв»[1476].
Это весьма загадочные и удивительные для той эпохи размышления. Точная дата написания стихотворений неизвестна, но, по-видимому, они были созданы позже, чем капелла Медичи, наиболее оригинальным и ярким украшением которой стала фигура Ночи. Судя по записям отца Микеланджело, он действительно родился ночью, «в четвертом или пятом часу до рассвета», то есть между половиной второго и половиной третьего ночи, а значит, в буквальном смысле являл собой «дитя ночи». Однако и в ином, более глубоком, поэтическом смысле он стал отождествлять себя с ночными часами и таинственностью.
В августе 1559 года, после недолгой болезни, умер папа Павел IV; возможно, он не перенес потрясения, вызванного бурной семейной ссорой, после которой он изгнал двоих из своих алчных племянников, в том числе одного кардинала; возможно, он просто пал жертвой летней лихорадки, ежегодно уносившей многих жителей Рима. Пока он умирал, ликующая толпа разбила его статую, разграбила его дом и разгромила помещения инквизиции, уничтожив ее архивы и освободив ее узников, включая кардинала Мороне, единомышленника Реджинальда Поула и потому, может быть, и Микеланджело[1477].