Микеланджело. Жизнь гения

Не исключено, что кардинал Гонзага уже поддерживал дружеские отношения с Микеланджело в день визита понтифика в Мачелло деи Корви. И разумеется, он был совершенно прав. «Моисей» был столь удивительным шедевром, что один мог украсить гробницу Юлия, не нуждаясь более ни в каких дополнениях. Однако контракт, заключенный Микеланджело с герцогом Урбинским, предусматривал иное решение. Впрочем, особым рескриптом «[1247] motu proprio» от 17 ноября 1536 года папа освобождал «возлюбленного сына нашего» Микеланджело Буонарроти, «единственного в своем роде, несравненного живописца и ваятеля»[1248], от обязательств продолжать работу над гробницей Юлия. Пока возведение гробницы снова откладывалось.

* * *

25 января 1536 года Микеланджело начал соскабливать со стены капеллы злосчастный подготовительный грунт и накладывать слой штукатурки, подходящей для традиционной фресковой техники[1249]. К 18 мая относится запись о выплате денег за пигменты. Вскоре после этого, спустя более чем полтора года после того, как Павел был избран папой, и почти три года после того, как Климент впервые задумал поручить этот заказ Микеланджело, мастер поднялся на леса, взял в руки кисти и принялся за работу.

Ему предстояла просто устрашающая задача: расписать во фресковой технике поверхность размером тринадцать на двенадцать метров, площадью сто пятьдесят квадратных метров. Вероятно, сами леса насчитывали семь этажей; когда после смерти Микеланджело было решено прикрыть наготу некоторых его персонажей концами развевающихся драпировок и благопристойным исподним платьем, пришлось возвести целое четырехэтажное сооружение, с защитными занавесами и перилами на каждом уровне и с приставными лестницами по бокам; оказалось, что этот монстр достает только до середины стены, чуть выше. Вероятно, Микеланджело работал на примерно таких же, но более высоких лесах, да к тому же, как мы увидим, сколоченных без защитных перил.

В первый день работ Микеланджело взобрался на самый верх подмостей и начал роспись левой люнетты, на которой изобразил ангелов, несущих крест и терновый венец, а затем, по своему обыкновению, добавил к ним группу с легкостью парящих в лазурных небесах прекрасных юных созданий, праздных созерцателей, которые выглядывают из-за обнаженного бока того атлетически сложенного духа, что, по-видимому, повелевает другими, возносящими к небесам орудия Страстей[1250]. Правую люнетту он расписал ангелами, влекущими ввысь столб бичевания, копье, губку и лестницу, изобразив еще некоторое число пригожих белокурых мускулистых атлетов, разворачивающих по часовой стрелке дорическую колонну.

Так он методично продвигался все ниже и ниже, пока не завершил всю фреску. Как и в случае с потолочным плафоном, по-видимому, он почти обходился без посторонней помощи; главным исключением был здесь его ассистент Урбино, который все это время пребывал на лесах рядом с ним и, вероятно, выполнил какие-то фрагменты фрески, а также иные работы.

* * *

В марте 1536 года знатная вдова по имени Виттория Колонна вернулась на родину, в Рим, после долгого отсутствия. Она пробыла в городе почти до конца года и в это время – мы не располагаем точными свидетельствами, что все так и было, но можем с большой долей уверенности предположить – познакомилась с Микеланджело[1251].

Виттория Колонна стала женщиной, сыгравшей наиболее важную роль в жизни Микеланджело, за исключением, возможно, его матери Франчески. Однако отношения между ними: благочестивой аристократкой, «синим чулком», достигшей примерно сорока пяти лет, и шестидесятиоднолетним в ту пору Микеланджело, пребывающим в зените своей славы, – описать довольно трудно. Их корреспонденция, по словам Кондиви чрезвычайно обширная, почти полностью исчезла, вероятно, потому, что многие письма Виттории, адресованные другим лицам, после ее смерти были захвачены инквизицией и использовались в качестве доказательства не только ее опасных, еретических и ложных взглядов на спасение души, но и скандального, предосудительного, по мнению инквизиторов, характера ее связей с ведущими реформаторами Церкви. Нельзя исключать, что либо сам Микеланджело, либо кто-то по его просьбе уничтожил все свидетельства их дружбы, дабы избежать преследований (а в рамках этого судебного процесса одного вольнодумца из их окружения сначала обезглавили, а потом сожгли его тело).