Микеланджело. Жизнь гения

В Песни XIII поэт и его проводник Вергилий набредают на жуткий, непрестанно предающийся стенаньям оживший лес, в узловатых деревьях которого, с их искривленными стволами и темными листьями, навеки заключены проклятые души. Так настигает кара самоубийц. Краб указывает на лежащую ниже, по словам Вергилия, «равнину жгучую», раскаленную «пустыню». Там наказание обрушивается на содомитов.

Рисунок, запечатлевший муки Тития, – это не подготовительный эскиз, а столь же продуманное, завершенное во всех деталях произведение искусства, сколь и любая композиция потолка Сикстинской капеллы. Несмотря на свои миниатюрные размеры, этот и другие рисунки, подаренные Томмазо, хотя и законченные сами по себе, могли бы послужить этюдами для цикла картин на мифологические сюжеты, подобного тому, что создал Тициан для camerino d’alabastro Альфонсо д’Эсте.

Если сам Микеланджело ощущал себя пленником Томмазо, то по отношению к своим титулованным заказчикам он демонстрировал удивительную, ничем не сдерживаемую свободу. Вместо того чтобы служить кому-либо, он дарил самые прекрасные плоды своего воображения безвозмездно тому, кого любил.

Именно подобные графические работы, создание его неподражаемого гения, жаждали приобрести многочисленные богатые и могущественные коллекционеры, а он смиренно преподносил их в дар отроку. Более того, судя по этим рисункам, он изо всех сил старался подобрать сюжеты, которые понравились бы молодому человеку. В частности, он изображал птиц и животных: орла, коршуна, краба на рисунке, запечатлевшем Тития, – и множество затейливых, причудливых деталей. Рисунки задумывались с таким расчетом, чтобы очаровать подростка, подобно тому как сам Микеланджело мальчиком был пленен рыбообразными демонами на гравюре Шонгауэра «Искушение святого Антония».

* * *

Микеланджело задержался в Риме надолго, много дольше, чем два месяца, отведенные ему согласно новому контракту, регламентировавшему работу над гробницей Юлия II. За это время он успел в том числе привести в порядок свой дом в Мачелло деи Корви.

Этот квартал располагался на окраине abitato, плотно застроенного района Рима, и, судя по описаниям двора и огорода позади главного здания, Микеланджело жил в почти сельской обстановке, под сенью виноградных лоз, инжирных деревьев, персиков и гранатов, в окружении целого выводка цыплят и нескольких кошек.

Теперь у Микеланджело появился новый слуга и ассистент, молодой человек по имени Франческо д’Амадоре из городка Кастель-Дуранте, что в области Марке; все называли его Урбино, видимо, потому, что его родное местечко находилось неподалеку от знаменитого города. По словам Вазари, он поступил на службу к Микеланджело в 1530 году[1198]. В течение двух десятилетий он будет для мастера главной опорой. Вероятно, Микеланджело по-своему полюбил его не менее, чем Томмазо, хотя куда более земной и спокойной любовью.

По какой-то причине, возможно несколько раз оказавшись на пороге смерти после захвата Флоренции, Микеланджело, достигнув пятидесяти – пятидесяти пяти лет, сделался куда более увлекающимся, страстным и чувственным, чем прежде. Следующие пятнадцать лет будут отмечены для него наиболее глубокими любовными связями и не случайно станут периодом, когда он напишет бо́льшую часть трехсот двух своих стихотворений.

Возможно, Микеланджело продолжил работу над гробницей Юлия и кое-что усовершенствовал, однако его занимали и другие замыслы. Ум его был пленен и Томмазо, и идеей Воскресения. На нескольких рисунках, созданных примерно в это время, он изобразил Христа, восстающего или даже в торжестве своем возносящегося из могилы[1199]. Часть из них, возможно, была выполнена в помощь Себастьяно, который в письмах нередко умолял Микеланджело выручить его, создав эскизы «фигур, торсов, ног, рук – чего угодно». Однажды, моля его оказать хоть какую-то помощь, «хоть чуть-чуть пояснить, что делать», Себастьяно несколько святотатственно упомянул латинский гимн «Veni Spiritus Sanctus», намекая тем самым, что просветление ему дарует не кто иной, как Микеланджело, что именно от Микеланджело исходит истинный свет[1200]. Впрочем, эта идиллия продлилась недолго, ведь вскоре Себастьяно стал нестерпимо докучать Микеланджело, и терпению мастера пришел конец.

Некоторые рисунки, запечатлевшие сцену Воскресения, действительно могли служить эскизами для одного из заказов Себастьяно, алтарного образа для римской церкви Санта-Мария делла Паче, который он так и не написал. Другие, скорее, кажутся самостоятельными произведениями искусства или подготовительными этюдами для собственной картины мастера. По той или иной причине ему снова и снова представал образ Воскресшего Христа, и он снова и снова изображал его.