Микеланджело поведал Кондиви, что намеревался включить в ансамбль капеллы Медичи одну любопытную деталь, но в конце концов от нее отказался: «Дабы запечатлеть в своей композиции символ времени, он решил вырезать из особливо отобранного фрагмента мрамора фигурку мыши (но так и не сделал этого, ибо что-то ему помешало); мышь же он избрал для сей цели оттого, что она непрестанно грызет и поглощает любые предметы, подобно времени, уничтожающему все на свете»[997].
Эта история слишком невероятна, чтобы Кондиви мог ее выдумать. Она весьма напоминает шутку для посвященных, поскольку прозвище Тополино, или Мышка, носил один из тогдашних ассистентов Микеланджело, исполнявших наиболее важные его поручения, Доменико ди Джованни ди Бертино Фанчелли (р. 1464) из Сеттиньяно. В двадцатые годы XVI века Тополино подолгу жил в Карраре, надзирая за добычей и отправкой мрамора во Флоренцию и часто посылая своему господину очаровательные, многословные, легкомысленные письма[998]. В 1519 году он также выполнял черновую обработку поверхности скульптур, возможно «Воскресшего Христа» и четырех «Рабов», а впоследствии и фигур в капелле.
Однако, по мнению Вазари, Микеланджело очень забавляли честолюбивые притязания Тополино казаться полноправным ваятелем: находясь в Карраре, откуда высылал Микеланджело мрамор, он неизменно присовокуплял «к грузу каждой барки… три-четыре фигурки, высеченные им собственноручно, глядя на которые Микеланджело покатывался со смеху». Однажды он показал Микеланджело статую Меркурия, которую начал вырезать, и спросил его мнения. «Очень глупо с твоей стороны, – сказал ему Микеланджело, – браться за статуи. Разве ты не видишь, что этому Меркурию от коленей до ступней не хватает больше трети локтя, что он карлик и что ты его изуродовал?» Тогда Тополино, «обрубив Меркурия на четверть под коленками, заделал его в этот мрамор и тщательно загладил швы, обув его в пару сапог, так что верхние края проходили выше швов, удлинив его насколько требовалось»[999]. Этот эпизод вполне отвечает представлению о маленькой мышке, без устали грызущей любые предметы.
Узнав в начале осени, что прекрасную мраморную глыбу, вырубленную в горах Каррары, передадут Бандинелли, Микеланджело пришел в ярость, и его чувства разделяли многие флорентийцы. Какой-то острослов сочинил стихотворение о том, как мрамор, «зная, что руками Бандинелли будет изуродован, устрашился столь горькой своей судьбины и сам бросился в омут»[1000].
Собственные чувства Микеланджело выразил в письме, отосланном в Рим в начале октября. Одна из любимых дипломатических тактик папы заключалась в том, чтобы как можно дольше оттягивать непосредственное столкновение, и соответственно через Фаттуччи он ответил Микеланджело, что Бандинелли якобы еще не получил вожделенный заказ и что он только делает модели. Тем временем Климент VII высказал пожелание, чтобы Микеланджело уделял больше внимания работам, которые поручает ему он, папа: в дополнение к уже начатым гробницам и библиотеке папа намеревался заложить еще надгробия для себя и для Льва X, а также киворий, алтарную сень для церкви Сан-Лоренцо, которую, согласно его плану, надлежало возвести над коллекцией мощей, собранной Лоренцо Великолепным.
Затем, дабы умилостивить Микеланджело и в качестве утешительного приза, он внезапно предложил ему воздвигнуть гигантскую статую на углу площади перед Сан-Лоренцо. Микеланджело в ответ намекнул, что досада и разочарование оттого, что «Геркулес» достался другому, не позволят ему приступить к воплощению этого и какого-либо иного замысла:
«[Я] никогда не премину работать для папы Климента изо всех сил, какими я располагаю, – а их не много, так как я стар. И чтобы я таким образом не подвергался тем оскорблениям, которым я подвергаюсь на каждом шагу, так как оскорбления эти очень сильно на меня действуют. Они не давали мне делать то, что я хотел, в течение вот уже нескольких месяцев. Ведь нельзя же делать одну вещь руками, а другую мозгами, в особенности из мрамора. Здесь говорят, что это делается, чтобы меня пришпорить. Я же говорю, что плохи те шпоры, которые заставляют возвращаться вспять»[1001].