Новый папа Адриан VI прибыл в Рим в августе. Его явно убедили в том, что художник повел себя возмутительно, не завершив гробницу одного из его предшественников спустя почти десятилетие после его смерти. Следующей весной был составлен особый папский рескрипт из разряда
Делла Ровере возвращали себе власть и могущество, а главой их клана ныне был герцог Франческо Мария, вернувший себе контроль над Урбино и, подобно Микеланджело, претерпевший невероятные унижения по воле Льва X и Медичи. Кардинал делла Ровере, с которым Микеланджело по большей части обсуждал строительство гробницы, скончался в сентябре 1520 года. Другим душеприказчиком Юлия был Лоренцо Пуччи, ныне кардинал Санти-Кваттро, в прошлом папский казначей, к которому Микеланджело обращался за оплатой росписей Сикстинской капеллы.
Аретино завещал кардиналу Санти-Кваттро, церковному бухгалтеру и специалисту по каноническому праву, челюсти слона Ханно, «дабы тому удобнее было поглощать церковные доходы»[933]. По словам флорентийского политика и историка Франческо Гвиччардини, именно Санти-Кваттро предложил без помех финансировать строительство собора Святого Петра продажей индульгенций, тем самым непреднамеренно дав ход Реформации[934][935]. Папа Адриан обвинил Санти-Кваттро в присвоении денег, полученных от сбыта тех самых индульгенций, однако вмешался кардинал Джулио Медичи и спас его.
Кардинал Медичи мог сделаться также влиятельным защитником Микеланджело, и вскоре ему действительно удалось осадить Санти-Кваттро. Впрочем, в его благодеянии скрывалась уловка: кардинал обещал избавить Микеланджело от необходимости завершать гробницу папы Юлия, но только в том случае, если тот согласится осуществить его собственные проекты. И разумеется, именно эти проекты: гробницы Медичи, фасад Сан-Лоренцо, библиотека при той же церкви Сан-Лоренцо – и не позволили когда-то Микеланджело в должной мере сосредоточиться на гробнице Юлия.
После того, как Микеланджело перенес свой штаб во Флоренцию, и особенно после того, как на неопределенный срок были отложены работы по возведению фасада Сан-Лоренцо, а для Микеланджело закончился наиболее напряженный период добычи мрамора, его отношения с другими представителями клана Буонарроти заметно ухудшились.
В конце февраля или в начале марта 1521 года в семействе Буонарроти разгорелся спор, чреватый самыми неприятными последствиями. Микеланджело в гневе призвал своего отца из Сеттиньяно, выведенный из себя жалобами Лодовико на то, что сын, дескать, выгнал его из дому. Как обычно, Микеланджело принялся уверять, что это он – несчастная жертва происков и интриг: «Никогда со дня моего рождения и до сегодняшнего мне не приходило в голову сделать что-либо большое или малое наперекор Вам. И всегда все невзгоды, которые я переносил, я переносил из любви к Вам». Как Лодовико может утверждать, будто Микеланджело выгнал его из дому? «Не хватает мне только этого, помимо тех мучений, которые мне доставляют другие вещи, и все это я получаю ради моей любви к Вам!» Микеланджело умолял отца «ради Бога, а не ради меня»[936] приехать из Сеттиньяно во Флоренцию и разрешить все разногласия. По-видимому, они расстались ни с чем. Лодовико добавил к письму Микеланджело негодующий постскриптум: сын заставил его прибыть во Флоренцию, но потом, якобы обрушив на него целых град упреков и обвинений, выгнал из дому и несколько раз ударил. Флорентийские отцы отнюдь не привыкли к тому, чтобы сыновья обращались с ними так.