«Мы уверены, что лжепатриоты и на сей раз не избавят нас от своей вражды и обвинений. Но пусть знают они, что убеждение мысли нисколько не низменнее убеждения религии и что оно умеет не только быть незыблемым, но и существовать в любых обстоятельствах!»
Так писал он в первом номере новой газеты и рассказывал притчу о том, как после тяжелого поражения Ленг-тимур[25] в отчаянии сидел в своем шатре и, предавшись горьким раздумьям, соломинкой мешал муравью подняться вверх по стебельку травы… Но муравей не отчаивался: «Упорство слабейшего принесло победу… Это упорство муравья и является силой каждого бессильного, и мы всегда стремились обратить его на пользу родине и свободе мысли»…
Но и «Аревмутк» был обречен на гибель, ибо на своих страницах он беспощадно обличал продажность и низменную сущность именитого и богатого армянского мещанства. В ответ на выступления Воскана в Константинополе на стенах домов начали расклеивать листовки против него и его газеты. «Аревмутк» называли «дьявольской газетой», раздавались яростные призывы:
«Сожгите, испепелите, сотрите в прах газету «Аревмутк», дабы больше никто не был соблазнен и обманут ее слогом и дерзкими речениями!..»
Что мог поделать Степан Воскан, который хотел вести свой парод не по пути самообмана, а самопознания, вести не к гибели, а к жизни, желал видеть его не прикованным к настоящему, которое с каждым мигом и часом становилось прошлым, а идущим в будущее?.. Не было у него ничего, кроме сознания правоты своего дела, и сознание это давало ему право предстать перед потомками с открытым и ясным лицом.
«Сжечь — это не ответ… Когда-нибудь пепел нашей газеты принесет нам больше чести, чем наши скромные и недостаточные труды. Турки сожгли библиотеку, чтобы растопить баню. А некоторые турецкоподданные полисские армяне готовы сжечь газету, чтобы утолить свою ярость».
Да, поистине нелегко приходится отважным и дерзким людям, борцам за истину и справедливость, ибо против них non armis sed vitiiscertatur[26],как говорили в Древнем Риме.
Новые знакомые, друзья, единомышленники… Новые перспективы сотрудничества… Новые горизонты национального прогресса…
Но и Париж не смог удержать Микаэла Налбандяна.
Если поводом к этому его путешествию стало стремление избежать ареста, то истинной его целью был Лондон. Ну а целебные воды послужили лишь предлогом. Недельная же остановка в Париже позволила Микаэлу ближе познакомиться с жизнью армянской общины.
С самого же начала Микаэл спешил в Лондон — город, ставший местом паломничества для всех, кто посвятил себя национально-освободительной борьбе.
Очевидец пишет:
«Идея освобождения проникла во все европейские народы. Венгрия еще далеко не успокоилась оттого, что ей пришлось сложить оружие перед русской армией. Италия тоже продолжала свою работу и стала накануне того, чтобы выставить Гарибальди и Кавура. Франция, несмотря на весь блеск Третьей империи, кишела кружками недовольных и готова была скинуть Наполеона при первой возможности. Славянские племена Австрии и Турции если не волновались, то достаточно громко шипели, поляки не думали расставаться со своими надеждами на независимость… Такова была вся политическая атмосфера Европы. Всеобщность освободительного движения связывала все народы, и национальное дело легко переходило в международное… Точно наступило время братства народов. И действительно, общие идеи связывали людей чуть ли не сильнее кровных народных уз. Немецкие и французские рабочие понимали друг друга лучше, чем своих однокровных бюргеров и буржуа…»
Микаэл спешил в Лондон, где собрались изгнанники из Франции, Италии, Польши, России, Германии, Венгрии. И хоть жили они в постоянных лишениях, неудачи не приводили их в отчаяние. Вдали от родины они продолжали действовать, лелея мечты об обществе всеобщей гармонии и справедливости.
Каждой клеточкой своего больного и измученного тела ощущал Микаэл Налбандян то напряжение, которое царило в Европе.
До сих пор он стремился только пробудить в армянах чувство национального достоинства, сдвинуть с мертвой точки колесо национального сознания и вновь зажечь факел просвещения. Но теперь надо было возбудить в собственном народе революционный дух, чтобы он не отстал от хода истории, чтобы армяне, как и встарь, также участвовали в общем прогрессе цивилизации, чтобы они обрели свободу в братстве всех народов…
Когда, в какой миг родился в нем Революционер?