Когда Михаил Сергеевич Поляков, пятидесяти трех лет от роду, один из самых известных художников-иллюстраторов и карикатуристов, чьи сборники карикатур разлетались по всему свету, а потом Управление по охране авторских прав выплачивало ему восемь процентов от авторского гонорара рублями или сертификатами на отоварку в спецлавочке, забирая себе девяносто два процента государственного налога, находясь в трезвом уме и здравой памяти, убедился в том, что сидящий перед ним маленький человечек ему не снится и не телевизор показывает ему кукольно-сказочную мультяшку «про Домового» из передачи «Спокойной ночи, малыши!», а какой-то поразительный сдвиг Судьбы с, казалось бы, уже накатанных рельсов предъявляет ему – Мике Полякову – Настоящего, Живого, Говорящего Домового, которого он же сам уже несколько дней взахлеб графически сочинял на бумаге, невольно наделяя его всем тем, что было близко ему самому – ну просто-таки как Гюстав Флобер: «Мадам Бовари – это я!…» – только тогда Мика решился спросить у этого типчика:
– А почему именно «Альфред»? Для нормального русского это имя звучит в достаточной мере претенциозно…
– Ну во-первых, я не очень «нормальный» русский, – спокойно ответил Домовой, нахлобучивая себе на голову Микин старый шлемофон. – А во-вторых, «Альфред» мне нравится именно по звучанию! Были же, в конце концов, и Альфред де Мюссе, и Альфред де Виньи, и твой коллега – знаменитый карикатурист Альфред Борн… У тебя есть принципиальные возражения?
– Нет, нет, пожалуйста!… Как хочешь. Только не вешай мне лапшу на уши: Борн никогда не был «Альфредом». Он – Адольф. Мы с ним и с одним польским карикатуристом – Шимоном Кобылиньским – как-то вместе участвовали в выставке «Мировой карикатуры» в Милане, в семьдесят четвертом. А Мюссе, к твоему сведению, и де Виньи – французы! Французы были твои «Альфреды», понятно?
Тут Мика запоздало спохватился:
– А кстати!… Откуда тебе-то известно о Мюссе и де Виньи?!
Альфред стащил с себя шлемофон:
– Неужели неясно? Прогляди свои последние наброски. Теперь я – часть тебя… Твоих знаний, твоих вкусов… Твоих неприятностей и ошибок. Многого я еще про тебя не знаю. А значит, не знаю и про себя… Чему же ты удивляешься, Мика?
Альфред с сожалением отложил в сторону шлемофон и, явно желая сменить тему разговора, со вздохом проговорил:
– Нет, эта штука… Как она называется?
– Шлемофон, – машинально подсказал Мика.
– К сожалению, этот шлемофон мне определенно велик. Переделывать его – жалко. Как я сообразил, это память о твоей службе в армии. Вот об этом периоде твоей жизни я совсем ничего не знаю. Расскажешь как-нибудь?
– Как-нибудь… – туманно пообещал Мика и с интересом спросил: – А вот скажи мне, Альфред, почему ты возник у меня? Почему ты не появился у моего приятеля-сценариста? Это же он ПРИДУМАЛ ТЕБЯ…
– Я бы сказал – «сочинил». Причем как персонаж сказочный, фантастический. И я ему признателен… – искренне сказал Альфред. – А ты, Мика, сделал меня РЕАЛЬНОСТЬЮ.
– Ах, Альфред, Альфред… Если бы студия приняла у него заявку на этот сценарий и он стал бы его писать – ты и у него возник бы как «реальность»! Он очень неплохой сценарист…
– Нет, – твердо возразил Альфред. – У него я так и остался бы трагикомическим «потусторонним» персонажиком в несвоевременно-чернушном и, к сожалению, ходульном сюжетце с крохотной фигой в непроницаемом кармане. Этакий легкий выпендреж для «своих»…
Мика был сражен! Он даже самому себе не решался признаться, что думал об этом сюжете точно так же.
– Не строговаты ли вы, сударь? – только и вымолвил Мика.
– Никак нет, милостивый государь, – в тон ему ответил Альфред. – Оценку этого сюжета я взял из твоего же подсознания, а РЕАЛЕН стал только благодаря твоей поразительной БИОЭНЕРГЕТИКЕ…
Вот тут Мика очень даже насторожился:
– А что ты знаешь о моей, как ты выразился, «биоэнергетике»?
– Очень немногое. Не нервничай. Можешь спокойно выдохнуть. Не пугайся…
– С чего это ты взял, что я испугался? – сфальшивил Мика.
Альфред посмотрел на Мику своими голубыми глазами врубелёвского «Пана», мягко и легко подпрыгнул, на мгновение завис над тахтой и небыстро перелетел (а может быть, перепрыгнул?) на письменный стол, за которым сидел Мика.
Взял его за руку и – негромко сказал своим хрипловатым тенорком:
– Я знаю только, что такой могучий запас этой самой БИО-штуки, которым обладаешь ты, – явление уникальное. С невероятно широким диапазоном действия – от неотвратимо разрушительного до… – Альфред стыдливо опустил глаза. – Мика, можно я выражусь несколько высокопарно? Меня сейчас очень тянет на патетику…
– Валяй, валяй, Альфредик! – весело воскликнул Мика. – Что может быть прекраснее искренней патетики?! Мы так отгорожены от всего своей защитной ироничностью, что порой тошнить начинает!…
С каждой секундой Альфред нравился Мике все больше и больше.
Альфред это почувствовал и в смущении потерял предыдущую мысль:
– А о чем я говорил?… Прости, пожалуйста.
– Ты говорил, что биоэнергетика может быть не только разру…
– Все, все!… Вспомнил!… Она может быть и БЕРЕЖНО СОЗИДАЮЩЕЙ. Ну как?