– Вадяша, Петюня!… Я, клянусь вам, ни слова не преувеличил!… Вспомните, когда мы лет пятнадцать тому назад все вместе брали этот пик. Тогда Абалаков с Памира приехал, с нами ходил, помните? Там еще такая площадочка ледяная на отметке четыре шестьсот… Помните? Слева – стенка, справа – расщелина метров триста глубиной… И этот засранец поскальзывается и туда!… Прямо в расщелину!… Все! Нет человека, понимаете?… И вдруг один паренек хватает себя за башку и орет: «Нет!!! Нет!!! Нет!…» Три раза. Вот тут, мужики, вы меня можете на хер послать, морду набить, в глаза плюнуть, но я клянусь вам – самым близким мне людям!… – мы все, все видим, как бедняга пролетает метров полтораста вниз, а после крика того паренька «Нет!!!» его падение, слышите?… ЗАМЕДЛЯЕТСЯ, И ОН СОВСЕМ ПЛАВНО СОБСТВЕННЫМИ НОГАМИ ОПУСКАЕТСЯ НА МАЛЕНЬКИЙ, ЕЛЕ ВЫСТУПАЮЩИЙ, ОБЛЕДЕНЕЛЫЙ СКАЛЬНЫЙ КАРНИЗ… Я ему ору: «Не шевелись!!!», а он и ответить не может… Ну дальше, сами знаете, дело техники. Спустились к нему, увязали его в «беседку», вытащили наверх, спрашиваем: «Ты почувствовал что-нибудь такое особенное?» А он говорит: «Будто кто-то меня подхватил так мягко, обнял и поставил на ноги…» Петро! Что это?! Ты же сыщик, едрена вошь, объясни… Вадик! Вадяша, дружочек ты наш, профессор, мать твою за ногу! Осмотри ты меня, обследуй, что со мной? Может, я от этой долбаной службы просто чокнулся, с ума сошел?… И ничего этого в горах не было… А, ребята?…
– Ты повторяешься, Андрюха. Пей. Пей и закусывай.
… Все трое выросли в одном дворе на окраине Алма-Аты – за Головным арыком, и до седых волос профессор для двух других оставался Вадиком или Вадяшей, начальник уголовного розыска – Петрушей или Петюией, а полковник НКВД – Андрюхой или Андрюликом.
Никто никогда никого ни 6 чем не расспрашивал. Это избавляло от вынужденного вранья. Для вопросов, связанных со спецификой профессии, свободен был только профессор Эйгинсон Вадим Евгеньевич. Но он считал, что «лечить своих – дело самое последнее!», и поэтому Петюня и Андрюлик обращались к профессору Вадику за врачебным советом значительно реже, чем это им уже требовалось…
С вечера, когда жизнь в клинике относительно замирала, сбрасывались и собирались в кабинете профессора Вадика. Предусмотрительный Вадяша даже специальную палату держал постоянно незанятой. Среди сотрудников клиники она называлась почему-то «правительственной», и ключ от нее был всегда у самого профессора.
Там после очередного загульного «мальчишника» отсыпались Петюня и Андрюлик. Профессор Вадик дрых обычно в своем кабинете на широченном кожаном диване, который с удовольствием использовал и для плотских утех с молоденькими ординаторшами и хорошенькими медицинскими сестричками.
Ни в рестораны, ни в другие общественно-публичные заведения вместе никогда не ходили, чтобы потом Андрюхе или Петюне не писать отчеты своим надзорно-соответствующим службам – где был, с кем был, о чем говорили и кто что сказал по тому или иному поводу…
Начальник уголовного розыска разлил остатки водки по трем граненым стаканам, а профессор достал из письменного стола еще одну непочатую бутылку.
Однорукий начальник угро поднял стакан и сказал:
– Давайте выпьем, мужики, а потом я продолжу свою мысль. За нас!
– И за Родину, – добавил полковник Андрюха.
– Это и есть – «за нас», – объяснил ему профессор Вадик.
Все выпили стоя.
– Закусывай, – сказал Петюня Андрюле. – А то ты уже плывешь.
– Обижаешь, начальник…
– Ешь! Это я тебе как врач говорю. Петруха! Не наливай ему больше. Он там в горах совсем одичал! Скоро ему черт знает что мерещиться будет. – И профессор осторожно посмотрел на Петюню.
– Ладно, Вадяша, не темни, – тихо сказал тот. – Помнишь, что ты говорил про тот феномен?
– Феномен, – поправил его профессор.
– Мне больше нравится «феномен». Ты сказал тогда: «Биомеханические и биоэнергетические возможности человека не ограничены»…
– Как в том анекдоте: «Во, бля, память!» – восхищенно пробормотал профессор.
– Где это ты нахватался? – удивился Петюня. – У меня вроде бы не сидел, у Андрюлика, кажется, не учился?… Андрюха! Скоро наш профессор будет «по фене ботать»!
– Мужики! Вы что, совсем ошалели?! О чем вы треплетесь?! Я пришел к вам с гор специально, чтобы вы меня выслушали, помогли прийти в себя… А вы?! – возмутился полковник НКВД.
– Уймись, не вопи. Ночь на дворе, – сказал профессор.
– Вернемся к неограниченным возможностям человека, – сказал Петюня. – Андрюша, хочешь, я скажу тебе, кто это три раза крикнул в горах слово «нет», после чего тот падающий пацан был спасен? Это кричал бывший вор-домушник очень высокой квалификации Поляков Михаил Сергеевич по кличке Мишка-художник. Как он там у тебя, кстати?…
– О, черт побери!… – простонал Андрюлик. – Петюня! Ты же сам «режимщик»!… Что же ты мне такие вопросы задаешь?!
– Он нас скоро всех пересажает, Петруха, – неприязненно проговорил профессор Вадик.
– Да как же у тебя, сукин кот, язык повернулся?! – рванулся к нему полковник.
– Прекратите сейчас же! – Левой рукой Петруха налил всем по четверти стакана. – Андрюль! Когда у тебя выпуск этой группы?