Мика и Альфред

Сомневавшихся в достоверности легенд о Художнике эта подробность добивала окончательно, и авторитет Мики Полякова в Школе Вишневецкого был настолько неоспоримым, что, когда воспитатели стали назначать из самих пацанов «старших» в своих «восьмерках», Мика был возведен на этот трон с почтительным ликованием.

Это в то время, когда за место «старшего» в других «восьмерках» шла жесточайшая борьба, вплоть до поножовщины!…

Пользовался Мика уважением и у инструкторов по всем видам спорта и убийств. Он был прекрасно тренирован, почти не потерял форму за время отсидки и благодаря добротным «подготовительным курсам» у незабвенного Лаврика обладал безупречно расчетливой храбростью.

За пять месяцев своего обучения в этой школе выживания и смерти Мика всего два раза воспользовался своим фантастическим даром, приобретенным еще до войны в результате удара головой о тяжелую резную дубовую школьную дверь…

В первый раз это произошло так. Очень сильный физически, явно «закосивший» свой возраст до пятнадцати лет, чтобы избежать «вышака», налетчик и убийца Вова-Студер – сокращенное от «студебекер», – раздраженный Микиной популярностью и злобно возненавидевший его за уважительное отношение пацанов и начальства, решил резко изменить ситуацию.

Он пришел к большой ели, под которой лотом застрелился Тяпа, а сейчас в ожидании ужина развалились после изнурительных занятий человек двадцать пацанов, а Мика на тетрадном листе набрасывал портретик одного из пацанов обычным чернильным карандашом. Студер заглянул в листок на уже похожие черты замершей «натуры» и спросил Мику:

– «Художник»… от слова «худо», в рот тебе по самые «коки», ты – жид?

Пацаны так и замерли!

Мика поднял на Студера потемневшие от гнева глаза и тихо, но раздельно произнес:

– Да. Я наполовину еврей. Мать была русская.

– Значит, жид! – Студер нехорошо ухмыльнулся. – Обрезанный?

Но тут пацаны очухались и зашумели:

– Кончай, Студер!…

– Чего вяжешься?! Тебе ж сказали – только наполовину!…

Студер оглянулся – нет ли поблизости начальничков.

– Цыц! Сявки обосранные… Жить надоело? А ты, жидяра пархатый, отвечай – обрезанный или нет?

– Нет, – сказал Мика.

И почувствовал, как застучало в висках, и знакомая боль, предвестница непоправимого, стала разливаться по всей голове, с дикой силой концентрируясь прямо над переносицей.

– Ай-ай-ай! – насмешливо сказал Студер. – Как же тебе не стыдно? Жид – и не обрезанный! Сейчас мы это поправим…

Из– за высокого горного ботинка Студер вытащил короткую заточку с одной острой гранью и приказал Мике:

– Вынимай!

Но Мику уже словно в кипяток опустили! По всему телу пошел жар, в ушах зазвенели сотни звоночков, и, как всегда перед его страшным «выбросом», лицо потемнело от прилива крови…

Кто-то из пацанов отчаянно крикнул:

– Чего ты краснеешь, Мишка?! Чего ты стесняешься? Что, евреи не люди, что ли?!

Но Студер даже не обернулся на этого пацана.

– Вынимай свою мотовилу, жидяра пеобрезанная, – ласково рассмеялся Студер, приняв молчание Мики за испуг. – Сейчас мы тебя вернем в настоящую соломоно-хаимовскую веру… А то тут про тебя такое плетут – уши вянут.

Вот когда в голове у Мики пронеслось:… ЭТО НЕ КРАЙНИЙ СЛУЧАЙ… НО ТАК БУДЕТ ЛУЧШЕ ДЛЯ ВСЕХ И СПРАВЕДЛИВЕЕ!!!

– Чего молчишь? – спросил Студер. – Перебздел?

– Нет, – ответил Мика, глядя в глаза Студеру. – Прощаюсь с тобой.

– И куда же ты сваливаешь? – поинтересовался Студер.

– Я? – переспросил Мика и встал, так и держа в руках тетрадку с наброском и чернильный карандаш. – Я – никуда. А вот ты, сучара поганая, дешевка, шакал вонючий, исчезни, чтобы тебя больше никто никогда на этой земле не видел! Дерьмо…

Студер выставил вперед заточку, рванулся к Мике, но как-то странно споткнулся о вылезающий из земли корень ели и упал, кашляя кровью. А потом всхрапнул – из широко открытого рта вырвалась толстая струя светлой крови, и бывшего налетчика Вовы-Студера не стало…

***

Потом были допросы, дознания, писание объяснительных записок, устные показания. И несмотря на то что каждого пацана «раскручивали» отдельно от других, в одиночку, все говорили одно и то же: «Студер бросился на Художника с заточкой, но споткнулся о корневище и упал, ударившись грудью о землю…»

А доктор в своем заключении написал совсем просто: «На почве переутомления и ушиба – разрыв легочной артерии».

Правда, ни один пацан не сказал, что Художник после этого ужинать со всеми не пошел, а, сославшись на неважное самочувствие, примерно с полчаса провалялся в своей палатке. Что тоже вполне объяснимо – перенервничал человек…

***

Вторично Мика был вынужден воспользоваться своими редчайшими и фантастическими «биоэнергетическими» способностями невиданной силы уже перед самым выпуском, недели за две до окончания «Школы Вишневецкого».