Наверх поднявши, на руках держат да подкидывают. У одного из рук вырвется, другому в когти попадает. Семь кругов проплясали, остановились. Остановились, человека опять в сторону швырнули. Чувствует он: больше прежнего у него тело и кости болят. Свету не видит — так все болит. Еще если раз с ним спляшут, тут и смерть. Погибнет он! Стал поминать Тэк-отыра[447]:
— Тэк-отыр, когда-то я с вечера до утра жертвы тебе приносил! Теперь вот погибаю в руках лесных духов.
Перед семью медведями сидящий старик тут говорит:
— Эй, внучек, деда своего призываешь будто? На Верхнем мире и на земле нашей священной я один. Говорю тебе: "Дед твой приедет и с тем же и уедет. Не отпущу я тебя".
— Эй, дети, поиграйте-ка с зятем!
Менквы плясать поднялись, одеваться начали.
— Обождите маленько, дети, теперь вот этот неладный дед его едет. Обождите.
И верно: на упряжке из трех пестрых быков в пестрой парке человек приехал[448]. Остановился, вожжу привязал, говорит:
— Эй, дедушка, моего мальчика ты зачем сюда затащил?
— Он пляски смотреть хотел, оттого сюда и притащили его. Теперь пусть смотрит.
— Отпусти.
— Нет, не отпущу. Пляски смотреть хотел, теперь пусть смотрит. Ну, иди, — старик продолжает, — стол готов, поедим, попьем.
Есть-пить сели. За едой приехавший опять говорит:
— Эх, дедушка, отпустил бы ты этого мальчика!
— Нет, не отпущу. Пляски да игры смотреть хотел, теперь пусть смотрит.
Поели, попили, кончили. Гость оделся, выходить собрался.
— Отпусти, дедушка, мальчика, — снова просит.
— Нет, не отпущу.
Человек вышел, хорей и вожжу в руки взял, уехал,
После отъезда человека старик говорит:
— Ну, дети, с зятем нашим опять попляшите!
Менквы снова поднялись, опять пляшут. Зятя подхватили, на руках подняли. Один его из рук выпустит, другому в когти попадет. Этот его выпустит, другой подхватит. Семь кругов проплясали, остановились. Человека в сторону бросили. Ну вот чувствует он, если еще раз его подхватят, умрет непременно. Вокруг него что есть, едва узнает. Все тело и кости болят. Если опять его возьмут, тут ему и смерть! Думает тогда: "Отыр меня жизнью трех людей наградил, счастьем и богатством трех людей наградил. Теперь вот в руках у этих лесных духов моя смерть приходит. Глаза мои уж не смотрят, уши мои уже не слышат. В руках у этих лесных духов погибаю".
— Ага, — старик говорит, — Отыра призываешь будто? В Верхнем мире и на земле нашей один я! Что же, призывай — с чем придет, с тем и уйдет.
— Эй, дети, сыграйте еще с зятем!
Менквы поднялись, одеваться стали. Как вышли, старик и говорит:
— Обождите, дети. Никак, этот неладный идет, кого зять призывал?! Подождите немного. Он уйдет, тогда уж.
Вскоре ветви у лиственниц качаться начали, иные лиственницы пополам сломались. Менквы снаружи четыре медных котла незаконченных поставили, чтобы лошади не на землю встать[449]. Наконец всадник показался. Черный зверь, красный зверь — пушнина всякая на шее у лошади понавешана, качается. Лошадь как встряхнется, шкурки дорогие сыплются. Приехавший говорит:
— Я этого человека жизнью трех человек, богатством трех человек наградил. Зачем его сюда притащили? Отнесите его домой по добру. Если не отнесете, во второй раз приеду, на этом вашем холме лиственничном все лиственницы вершинами вниз, корнями вверх поверну! И семи твоих медведей не будет, и лиственниц не будет. Я слышу, ты тут говоришь: "На Верхнем мире и на земле один я, дорогу в Верхний мир охраняющий старик — я, Вершины Сорахта старик — я". Если этого человека не отнесешь, я во второй раз приду, маленьким станешь!
— Внучек, отнесу, отнесу! Ты жизнью трех человек, богатством трех человек его наградил, я теперь жизнью четырех человек, богатством четырех человек награжу! Ну, иди, внучек, я стол приготовил.
— Нет, дед, я туда не пойду.
Тогда стол на спину лошади поставили. Дед с внуком поели, попили. Внук уехал. После его отъезда старик менквам говорит:
— Откуда принесли, в то место и отнесите. Понесли его.
Несший менкв говорит:
— Когда тебя искали вчера, к Отыру обратились, семь жертвенных животных для него убить обещались. Сейчас эти обещеные жертвы убивать будут. Когда мы туда придем, шаман в бубен бить будет. В бубен бить будет и так скажет: "После того как мы эти жертвы убьем, если что получится, пусть получится, на глаза человеческие если что появится, пусть появится!" В тот миг мы и придем. Ты тогда за березу покрепче ухватись[450].
Пришли. Человек за березу крепко-накрепко ухватился. Когда принесший его назад поворачиваться стал, с собой чуть не уволок. Только потому и остался, что держался хорошо. В это время шаман говорит:
— После того как жертвы мы наши убьем, если что получится, пусть получится, на глаза человеческие что появится, пусть появится!
В бубен бить перестал, говорит:
— Жертвы убейте!
Ударили, убили. Только убили жертвы, смотрят: позади идолов человек стоит. В этот миг на глаза появился, видимым стал. Начали его тут расспрашивать, куда ходил да где был. То, что от него слыхали, теперь люди и рассказывают.
167. Сбор ясака