Мифы, предания, сказки хантов и манси

Наутро очнулся: как на лавке сидел, так ничком тогда и повалился. В передний угол смотрит — никакого тестя его нет. Из дома вышел, мать жены его лежит, по самые бедра надвое разорвана, по самые лопатки надвое разорвана.

Он думал, тесть его в переднем углу лежит, а это Старик Священного Городка, предок его, был там. Это он его жизнь удержал.

166. Человек с реки Казым

Жил на Казыме человек со своею женой. Родился у них сын. Когда сын родился, Отыру[441] семь пестрых оленей убили, семь белых оленей убили. Отыр мальчика счастьем и удачей трех человеческих жизней наградил. Когда мальчик вырос, отец ему с Оби, из Священного Городка[442], жену высватал. Поженились они, привез он жену к себе домой. Много жили, мало жили, однажды решили к родителям жены в гости съездить. Собрались и поехали. Когда в городок приехали, там народ праздник играть собирается. Сородичи жены все в общественном доме сидят. Зять туда же пошел. В дом вошел, сел. Вот поднялись семь человек, вышли из дома для пляски приготовиться. Люди зятю говорят:

— Ты в какой-нибудь другой дом пойди. Когда плясать начнут, тебе здесь быть нельзя.

— Да я, — говорит, — лучше здесь останусь. Неужели на меня угощения или мяса жертвенного не хватит?![443]

— И то верно, — старик один говорит, — пусть сидит.

Когда семь человек из дома вышли, казымский человек тоже вскоре выйти задумал. Вышел, смотрит: у семи загородок, что вокруг дома, все семь ворот заперты. В это время семь человек с криком и свистом через все семь загородок одним махом внутрь ограды прыгнули. Казымец, торопясь, назад в дом пошел. Вошел, немного там побыл, и вскоре те семь человек появились. Пришли, плясать начали. Один человек играет, семеро пляшут. Семеро пляшущих шесть кругов сделали. На седьмом круге задний из пляшущих зятя с собой подхватил, и все из дома вышли. Вскоре назад вернулись. Бывшие в доме говорят:

— Зятя куда увели?

— Да мы его с собой и не брали, здесь где-нибудь сидит. Стали искать — нет нигде.

— Ведь ты же его с собою утащил, — седьмому из плясавших говорят.

— Нет, — отвечает, — не уводил я его.

В другие дома пошли, ищут везде. Нет нигде зятя.

Ну а теперь снова о нем речь пойдет.

Несут его куда-то вверх, только в ушах свистит. Долго несли, коротко ли несли, однажды примчались к горе, поросшей высокими лиственницами[444]. В тот лиственничный лес вошли, стоит дом. Стены из лиственниц сложены. В степе по две лиственницы да по три лиственницы в длину положено. Такой большой дом. В дом вошли. У одной стены семь медведей в ряд усажены. Перед медведями старик сидит. Говорит старик:

— Зятя принесли? Он пляску смотреть хотел. Теперь пусть смотрит. Расшевелите-ка зятя нашего.

Семь менквов для пляски оделись[445]. Плясать начали. Плясать начали, зятя на руки подхватили. Пляшут, а человека, кверху на руки поднявши, держат да подкидывают. Семь кругов проплясали. Зятя в сторону бросили. Чувствует человек: все его тело ноет, все болит. Подумал тут: "Казыма Великая Мать! Днем и ночью жертвы тебе приносить буду, только спасла бы жизнь мою из рук этих лесных духов-чертей!"

В это время старик говорит:

— Эй, внучек, я ведь слышу все твои просьбы, хоть на верхнем небе, хоть на земле нашей священной! Старик вершины Сорахта[446] — это я. Старик, охраняющий дорогу на Верхний мир, — это я! Твоя крохотная ничтожная бабка, твой крохотный ничтожный дедка со мной ничего не поделают.

— Эй, дети, зятя нашего расшевелите маленько!

Менквы опять поднялись для пляски одеться. Одежды свои взяли. В это время старик говорит:

— Ну-ка, дети, повремените немного. Нашего зятя бабка, которую он звал, сейчас прийти должна. Пусть придет. Она придет, тогда уж попляшете.

Тут смотрят: приехала женщина на упряжке из трех белых быков, в белой ягушке, белым платком шелковым покрытая. Приехала Казыма Великая Мать.

— Вот, дедушка, моего мальчика ты сюда привел. Когда он на свет появился, когда человеком стал, отец его семь белых оленей да семь пестрых оленей перед Отыром поставил. Отыр наградил его жизнью трех человек, богатством трех человек.

— Э-э, доченька, а хоть бы и наградил! Этот человек пляски смотреть хотел. Перед началом первой пляски тести его из дома хоть и посылали, хоть и говорили ему: "Тебе здесь быть нельзя", он не ушел. Тогда я его сюда привел, пусть большую пляску теперь посмотрит!

Старик для гостьи стол приготовил, угощает ее:

— Садись, дочка, поешь, попей!

За едой, за питьем женщина опять говорит:

— Ну, дедушка, мальчика моего отпусти!

— Нет, доченька, не пущу. Он пляски смотреть хотел, так пусть смотрит!

Есть кончили, опять просит:

— Отпустил бы ты его, дедушка!

— Нет, не отпущу.

— Ну, раз не отпускаешь, что поделаю!

Женщина хорей и вожжу в руки взяла, уехала. После ее отъезда старик говорит:

— Ну, дети, теперь зятя нашего порасшевелите немного. Менквы оделись, плясать начали, человека опять подхватили.