Мифы, предания, сказки хантов и манси

Он смотрит на железные рыболовные сети — в них только одна ячейка из слабого железа, другие все сделаны из крепкого железа. Когда он упал в волу, то поплыл дальше в виде железной маленькой щуки. Ходил-ходил — как бросится в ячейку из слабого железа! Но ему не пробраться, тут и попался. Старик говорит:

— Я его добью.

Жена говорит:

— Я его добью.

Жена держит маленькую щуку, ее муж начинает добивать железной колотушкой. Старик говорит:

— Держи покрепче!

Как ударил железной колотушкой, маленькая щука выскользнула, и он руку жене переломил. Жена ругается:

— Только что говорила: "Я добью". Теперь ты держи, я буду добивать.

Старик держит ее, жена здоровой рукой добивает. Маленькая щука выпрыгнула, рука старика переломилась пополам. Выпрыгнув, маленькая щука ушла, пробралась через сеть.

Тарыг-пещ-нималя-сов полетел в южный край в виде маленького гуся. Прилетел к дому Южной старухи-старика. Снял с себя гусиную кожу, зашел. Старуха и старик сидят. Говорят:

— В другом конце света о тебе слышно, Тарыг-пещ-нималя-сов, что тебя принесло сюда, что тебя привело сюда?

— Живому человеку чего ходить в одно и то же место?

Южная старуха вышла, поймала двух живых чирков, занесла их, убила, поставила варить. Тарыг-пещ-нималя-сов съел их. Женщина вынесла их косточки, рассеяла в озере с живой водой. Они полетели чирками, крякая.

Говорят южная старуха и старик:

— Тарыг-пещ-нималя-сов, выходи-ка. Если что-нибудь получится, то получится, а если не получится — твое дело.

Тарыг-пещ-нималя-сов вышел, смотрит: возле дома маленький домик. Зашел туда. Внутри маленького дома, оказывается, сидит женщина с открытой головой, ее косы распущены, еще только их заплетает. Ее колени покрыты шелком, кромка шелка колышется. Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:

— Далекую землю я прошел, я думал, какую-нибудь порядочную женщину найду, про которую слышно было, что семь чернядей заплетены, семь морянок заплетены; и вот нахожу: — никакой черняди нет, никаких морянок нет, на коленях нагульный ребенок шевелится[298].

Женщина отдернула шелк: семь чернядей, семь морянок вылетели, его глаза и уши царапают туда, царапают сюда. Он говорит женщине:

— Хватит, забери их. Мои глаза-уши зацарапали вконец.

Сели рядом, обнялись, поцеловались. Девица говорит мужу:

— Иди к моей матери-отцу. Пусть тебе дадут одну золотую гусиную шкуру и одну золотую лебединую шкуру.

Тарыг-пещ-нималя-сов пошел к старухе-старику, говорит:

— Дайте мне одну золотую гусиную шкуру, одну золотую лебединую шкуру.

Те сидят, повесив головы. Старик поднял голову, дал зятю одну золотую гусиную шкуру, одну золотую лебединую шкуру. Сам влез в золотую гусиную шкуру, его жена влезла в золотую лебединую шкуру. Говорят Южные старуха и старик:

— Наша дочь, наш зять! Настанет на свете человеческий век, настанет на свете человеческое время, этих гусей-уток мы приготовили в приданое нашей дочери. Пока останется на свете один мужчина, одна женщина, пусть их едят, пусть никогда они не кончаются.

Обнялись, поцеловались и полетели. Гуси-утки присоединились сзади к ним. Через скалу с дырой вылетели на этот свет. Тарыг-пещ-нималя-сов тут и нашел своего коня, тот совсем уж заморился — костей нет и мяса нет. Он подул на него — каким конем раньше был, а теперь еще лучше стал.

Тарыг-пещ-нималя-сов в виде гуся сел на спину коня, а его жена летит на крыльях. Приехали к лестнице, там дочь солнца-старухи и луна-дочь тронулись в дорогу со своим конным обозом, коровьим обозом. Долго ехали, коротко ехали, открылась дверь города водяного царя в середине моря, дочь водяного царя появилась оттуда. Поехали дальше. За ними речные рыбы, гуси-утки плывут-летят, как текучая вода, просто кишат. Долго ехали, коротко ехали, приехали в его город. Кинулись к матери-отцу, обнимались-целовались. Вырос такой город, что стоит, разрезая бегущие облака, стоит, разрезая идущие облака. Возник дом, истекающий текучим золотом, возник город, истекающий текучим золотом. Нет ни одного гвоздя, на котором бы соболья шкурка не висела, нет ни одного гвоздя, на котором бы звериная шкурка не висела[299]. Поставили стол с пивной едой, с медовушной едой, ели-пили. Пока они едят-пьют, его мать говорит:

— Когда-то настанет на свете человеческий век, настанет человеческое время, во всех краях с богатыршами, где живут многие женщины с нищенскими халатами, где живут многие мужчины с нищенскими халатами, во всех краях с богатырями[300] будут приносить тебе в жертву рогатого оленя, будут приносить тебе в жертву копытного оленя[301].

Теперь он обернул глаза, голову, лег спать с шестью женами. Проснулся на следующий день, вытянул руку — притронулся рукой к теплому месту, вытянул ногу — притронулся ногой к теплому месту[302], Его мать-отец подошли к нему, мать говорит:

— Ты, сынок, останешься теперь на нижнем свете[303], а мы пошли на верхнее небо. Когда-то настанет на свете человеческий век, настанет на свете человеческое время, быть тебе на нижнем свете надзирателем света. Пусть твой отец живет в верхнем свете богом Торумом, а я буду жить Калгасью.