Мифы Первой мировой

Французский артиллерист и тактик Вобан предпочитал принцип «побольше поту, по­меньше крови». По его словам, «осады и взятие неприятельских мест делают нас владетелями их земель, а фортификация способствует нам к удержанию оных во вла­дении. Она притом охраняет наши границы от опасных следствий, которым от одной потерянной баталии без сея предосторожности могут произойти». Вобан отмечал, что при боях в Нидерландах побежденного трудно отогнать дальше чем на 3—4 мили из‑за распространения укрепленных мест, удерживающих победителя, и где проигравший сражение может привести свои силы в порядок. Говоря современным языком, прорыв не переходит в оперативный.

Вобан сначала уничтожал огонь крепостной артиллерии и затем продвигал вперед пехоту при помощи прикрывающих ее подступов (также называемых сапами) или тран­шей, названных им параллелями. Перед атакованным фронтом, вне дальности тогдашнего картечного огня, примерно в 600—700 м (по данным Саймона Джонса) располагается длинная, охватывающая фронт траншея — «первая параллель». В ней устанавливается артиллерия. Приблизительно на половинном расстоянии между первой параллелью и фронтом — вторая, у подошвы гласиса (пологой земляной насыпи перед наружным рвом крепости) — третья, и на самом гласисе, у его гребня — т. н. траншея венчания. Из второй параллели, примерно с расстояния в 300 м, артиллерия уже может эффективно поражать стены. Особое внимание уделялось тщательному анализу местности и поиску уязвимых мест.

Сапы, передние части траншей, должны были вестись днем и ночью. Сначала на бруствер ставился первый тур, в него аккуратно насыпалась земля, затем рядом ставился следующий и мешки с песком, наверх — фашины (две по сторонам и третья — на середину, так, чтобы колышки туров прошли насквозь и скрепили бы их). Потом фашины засыпались землей. Задние мешки с песком постепенно переносились вперед, поэтому для сапы на все время осады хватало ста мешков.

Вобан предпочитал подкопам артиллерию, т. к. последняя могла сделать пролом, где, когда и какой угодно величины, чего с той же надежностью не мог подкоп. Тем не менее Вобан дал и чертежи подкопов с одной, двумя и тремя пороховыми камерами. Порох закладывался в длинные «сосисы» из полотна — прототипы бикфордова шнура. Чтобы порох не отсырел, на дно камеры укладывались толстые доски, на них — солома, а на солому — пустые земляные мешки, сверху насыпался порох «кучей». Стены камеры тоже обкладывались соломой и мешками. Готовый подкоп забивался по концам толстыми досками, подпираемыми брусьями, все свободные места заполнялись большими мягкими камнями с навозом вместо извести.

Кроме того, Вобап первым указал, что главным объектом действия осадных батарей должна быть артиллерия обороны, а потом уже крепостные постройки, достигая не столько числом орудий, сколько грамотным распределением батарей и их охватываю­щим расположением.

Его противник, голландский инженер Кегорн, автор вышеупомянутых мортир, пред­почитал ускорять осады бомбардировками и атаками открытой силой. Однако при оса­де Намюра, занятого в 1695 г. французами, Кегорн производил беспрерывные штурмы, которые стоили больших потерь в людях и затянули осаду на 53 дня. При осаде той же крепости за несколько лет до Кегорна Вобан, придерживаясь своего метода атаки и осторожно ведя подступы, занял ее в 35 дней при сравнительно малых потерях в людях. И три с лишним века спустя военное искусство колебалось между этими двумя крайностями.

В Первой мировой крепости, которые во Франции, а по ее примеру и в России перед войной разоружались и упразднялись, оказались неожиданно крепким орешком.

Да, немцам в начале войны удалось быстро подавить бельгийские форты тяжелой осадной артиллерией. Тем не менее Льеж, прикрывавший важнейший узел дорог, со­рвал германской армии элемент внезапности, не дав просто промчаться по Бельгии в эшелонах. А Антверпен, устарелый еще до войны, дал бельгийской армии отдых и снабжение, сберег от разгрома в поле превосходящими немецкими силами и оттянул на себе части, жизненно необходимые на Марне.

В отличие от немецкой русская артиллерия, стрелявшая по Перемылило «до 4 ¹/₂ час тротиловыми 12— и 15–см гранатами и 8–см шрапнелями, производила лишь мо­ральное впечатление». По отзывам австрийцев, приводимых Барсуковым, «полная без­вредность действия снарядов по броне рассеяла подавленное моральное состояние, возникшее с началом бомбардировки». После боя начальник 69–й дивизии доносил ге­нералу Щербачеву о действиях артиллерии: