Мифы о России и дух нации

— Среди нас, слава Богу, еще живут миллионы свидетелей предвоенной и послевоенной нищеты и голодухи. Конечно, для большинства из них эта пора сейчас милосердно расцвечена красками их молодой жизни, а день сегодняшний они видят сквозь мрачные очки старости, и все же, разговорившись с человеком, не так уж трудно добиться от него почти объективных сопоставлений. Но даже признав, что было тогда по-настоящему худо, не в пример нашему времени, мой добрый знакомый из народных мудрецов Тихон Ильич, «ровесник Октября», как он сам продолжает себя называть, все же отдает должное и «преобразователям природы»

— это у него такое имя для коммунистов. «Эти-то, преобразователи хреновы, — говорит, он, — пока брюхо до колен не отрастили, вперед смотрели бодро. Помнишь, у Макаренко, Антон Семеныча, как полагалось: не пищать! Нытик, это был последний человек, а сегодня, выходит, первый. Чудеса!»

Я понимаю Тихона Ильича так: вплоть до войны каждый жил надеждой — один, что вот ужо возведут Дворец Советов да Ленина наверх взгромоздят, и наступит обещанный рай; другой — что скоро все это кончится, потому что сколько же может такое продолжаться? И эти разные надежды грели почти одинаково. А после войны, в сиянии победы, пришло чувство, что хуже чем было, уже не будет, может быть только лучше — значит, движемся, пусть и медленно, но вперед и вверх. Власти умудрились поддерживать иллюзию этого вектора еще лет двадцать после того, как всякое движение иссякло. Сегодня, когда есть и вектор и движение, когда идолище поганое околело, действует какое-то странное табу на радость по этим поводам. «Позитива не бывает; — говорят наши газетные и телевизионные редакторы независимо от формальной политической ориентации, — бывает реклама». Наверное только психоаналитик поймет какие подавленные фантазии, связанные с босоногим пионерским детством, комсомольской ячейкой и бородатым марксизмом формируют тайные фобии этих людей, заставляют придумывать смердяковские заголовки. Не будем думать об этом. Будем помнить другое. Сеять уныние — великий грех. Пессимизм — способ жить, не получая от жизни ни какого удовольствия.

Оглянемся и удивимся

Забавно, но никто как бы не замечает — одни искренне, другие притворно — насколько поразительны итоги последних 10–12 лет нашей истории. Даже неловко напоминать, что сегодня в нашей стране либеральная конституция, многопартийность, оппозиция, парламент, неподцензурные (и какие неподцензурные!) СМИ, неподцензурное книгоиздательство (и какое!), независимый суд, свободный въезд и выезд, создана законодательная основа местного самоуправления. В стране взлет гуманитарного образования, свобода предпринимательства и любой частной инициативы, полная культурная свобода, а главное — свобода как таковая, свобода без прилагательных, к которой мы так привыкли, что перестали ее замечать, как здоровый не замечает здоровья. Каждый день, выходя из метро «Кропоткинская», я вижу воссозданный Храм Христа Спасителя и каждый день не могу до конца поверить в чудо.

Благодаря России преодолен раскол Европы, ликвидирована Берлинская стена, с тоталитарной изоляцией покончено, остановлена гонка вооружений, резко сокращены ядерные арсеналы, далее, как ни стараются сегодня в странах Восточной Европы об этом забыть, каждая из них избавилась от коммунизма не сама по себе, она была избавлена от коммунизма Москвой, вплоть до прямой режиссуры событий. (Не замечательно ли, что ни слова, ни вздоха благодарности Москва ни от одной из этих стран не дождалась?) Все это свидетельства такой оглушительной победы либерализма, о какой невозможно было даже помыслить в середине 80-х без того, чтобы тебя не подняли на смех. Либерализма в истинном смысле этого слова — не в том извращено-кадетском значении, о котором речь уже шла выше. Если слова «либеральный» и «либерализм» невозможны в данном контексте без оговорок, все же оставим их на правах условно-общепонятных терминов.