– Ничего не могу сообщить. Эту информацию я получила…
Я закатил глаза:
– Знаю: из конфиденциальных источников.
Экстра, похоже, не теряла надежды.
– Если бы вы хоть немного доверяли мне, я могла бы доверять вам.
– Но все, что мы вам говорим, попадает в газету.
– Это моя работа!
– А это наша работа, – безрадостно ответил я. – Нам нужно идти.
– Надеюсь, без обид? – грустно спросила Экстра.
– Без обид, – сказал я. – Я был бы счастлив после выборов сводить нас всех в ресторан за мой счет.
– С удовольствием, – сказала Экстра. – Как только отпадет необходимость сохранять беспристрастность, мы сможем отлично повеселиться. У меня есть масса историй, которые нельзя напечатать. Увидимся позже.
Она провела пальцем по краю фетровой шляпки и ушла. У меня защемило сердце.
– Пока! – крикнула ей вслед Банни. Ее большие голубые глаза были полны боли. – Скив, это один из тех аспектов моей работы, которые я ненавижу.
– Я тоже, – ответил я.
Наше решение держать прессу в курсе событий по мере служебной необходимости сработало даже лучше, чем я надеялся. Каждая газета печатала свою версию, лишь слегка отличную от остальных, и никаких «анонимных интервью». Постепенно Эмо и Уилмер начали расслабляться. Их политические платформы начали созревать и отделяться друг от друга. Теперь, когда их не сбивали с толку ложные заявления, якобы сделанные их оппонентом, они начали получать от предвыборной гонки удовольствие. Подозреваю, они забыли, когда в последний раз могли сосредоточиться на избирательном процессе.
Чтобы избежать обвинений в фаворитизме, я должен был следить, чтобы брифинги проводились для всех газет одновременно. Я нанял помощника-девола, который гарантировал, что каждое утро с интервалом в пять секунд будет передавать свитки в руки главных редакторов. Мало того что все газеты в городе пахли серой, так это действовало как приворотное зелье. Я был уверен: наши клиенты не зря тратили свои денежки.
Не скажу, что редакторы были этим довольны. Следуя нашим строгим указаниям, ни сами кандидаты, ни главы их избирательных штабов не вели приватных бесед с кем-либо из них, даже со старыми друзьями. Мне постоянно приходилось разбирать жалобы от Эмо и Уилмера, а также от редакторов газет. Однако все, что делали и говорили кандидаты, точно освещалось в каждом печатном издании. Если по той или иной причине информация подавалась неточно, остальные газеты ее высмеивали.
Я также нанял городского глашатая, старую знакомую, Сид-Ту-Самую из Бан-Ши, чтобы каждый день в полдень, в перерывах между утренними и дневными мероприятиями, она публично зачитывала в беседке пресс-релизы. Это была не ораторша, а настоящая «сладкоголосая» сирена! Незадолго до этого я познакомился с ней, будучи в отпуске в Вейгасе. Ее выступления быстро превратились в регулярное зрелище. Чтобы ее послушать, народ стекался со всех концов Бокроми. Убедившись, что Сид на месте, я поспешил покинуть площадь. От ее пронзительного голоса вяли уши, но зато ее было слышно за несколько кварталов. Толпа росла с каждым днем. И вновь газеты пожаловались, на этот раз потому, что мы-де лишаем их заработка.
– Все, что им нужно, чтобы узнать последние новости о выборах, – это прийти и послушать! – сказала мне редактор «Типпиканского листка», женщина средних лет с искусно уложенной бледно-серой шерстью накануне того утра, когда Сид-Та-Самая начала работу в день состязаний по поднятию свиней. – Им даже не нужно покупать газету!
– Это все, что у вас есть? – спросил я.
Редакторша мрачно посмотрела на меня:
– Нет, конечно, но это самая большая история дня! Поднятие свиней происходит не слишком часто. А теперь они знают о нем, даже не прочитав газет…
– Все, что они знают, – это где и когда, – сказал я. При этом я нарочно повысил голос, чтобы все поблизости могли меня слышать. – Они не знают, кто поднял какую свинью или же сделал что-то еще. Вы сможете написать об этом.
Редактор «Типпиканского листка» ушла, качая головой. Я заметил в толпе Экстру. Я видел ее грустное личико почти каждый день на политических собраниях. Она освещала речи, делала записи во время всех событий и уходила, даже не пытаясь со мной заговорить. Некоторые репортеры соблюдали политику «никаких интервью». Другие видели в ней препятствие, которое можно преодолеть упорством. Мы с Банни отлично научились говорить «нет». Все события той недели либо освещались, либо не освещались, в зависимости от того, была ли в тот или иной день газета зла на нас за отказ сотрудничать с ними.