Они водили нас туда-сюда по траве высотой до плеч, и по ним я понял, как животное подкралось так близко ко мне — совсем как тигр, выслеживающий свою добычу. Наконец мы нашли место, где я его подстрелил, — здесь охотница скрылась в кустах. Кровавый след показал нам, куда она уползла. Мы последовали за ней.
— А следы-то ведут к хижине, — пробормотал один из англичан. — Тут, джентльмены, какой-то чертовщиной попахивает…
После того кузен Людвиг велел Эллен не ходить дальше и оставил с ней для охраны двоих мужчин.
Мы углубились по тропе через холм в рощу. Она вела прямо ко входу в хижину. Мы осторожно прокрались вокруг постройки, но никаких следов, уводящих от нее, больше не было. Зверь должен был находиться в хижине. С оружием наготове мы выбили дверь.
Никакие следы не вели ни от хижины, ни внутрь нее, кроме следов гиены, и все-таки зверя в хижине не оказалось. Там на земляном полу лежал знахарь Сенекоза — и черная его грудь была разворочена тяжелой пулей, пущенной из моего слонобоя!
Примечание
Рассказ написан в 1924 году. Первая публикация — журнал “Weird Tales”, март 1928-го. На русском языке был напечатан единственный раз в 1999 году в рамках собрания сочинений издательства «Северо-Запад» («Гиена Сенекозы», пер. Дм. Старкова); публикация в настоящем сборнике — вторая по счету. Рассказ кажется обреченным на странную непопулярность и в зарубежных изданиях: он редко включается в подборки лучшего, хотя, по историческим свидетельствам, был написан вторым по счету, сразу после «Копья и клыка». Возможно, историю считают вторичной по сравнению с «Волкоглавом» (в «Гиене» отрицательным персонажем вновь выступает оборотень-ликан, но уже чуть более «классический») и с «Луной Большого Зимбабве», где также фигурирует злодей-негр, пожелавший заполучить белую женщину.
Роберт Говард обычно принимался за работу над новым произведением, когда получал сообщение, что предыдущее утвердили к публикации. Таким же образом была начата и «Гиена» еще в 1924 году; в самом начале 1925-го рукопись приняли в “Weird Tales”, но на страницах журнала по неизвестному стечению обстоятельств рассказ появился лишь три года спустя.
Черный Ханаан
1. Зов Ханаана
— Беда на ручьевине Тулароза!
От такого предупреждения любого, кто вырос в затерянной стране чернокожих — в Ханаане, пролегшем между Туларозой и Блэк-Ривер, — прошиб бы холодный пот, и этот человек, где бы он там ни был, со всех ног бросился бы в тот болотистый край. Слова эти выкрикнула еле волочащая ноги дряхлая карга — и растворилась в толпе раньше, чем я подошел к ней. Но и их мне хватило с лихвой.
Не нужно подтверждений. Нет нужды дознаваться, каким из неисповедимых путей черного люда весть с берегов Туларозы дошла до той негритянки. Нет смысла гадать, какие неведомые силы Блэк-Ривер развязали ей язык. Вполне достаточно уже и того, что предупреждение прозвучало… и я услышал его. Как бывший житель Ханаана мог истолковать сказанное? Однозначно: старый котел с зельем сызнова вскипел среди болот, тени заскользили среди кипарисов, и смерть начала свое гордое шествие по деревням ниггеров на заросших мхом берегах безотрадной Туларозы.
Через час Новый Орлеан остался у меня за спиной, продолжая удаляться с каждым поворотом резвого колеса парохода. Любой уроженец Ханаана был привязан к тем местам незримой нитью, и она тянула его назад, как только родине грозили призраки, обосновавшиеся в зарослях и топях более полувека назад.
Самые быстрые лодки, какие я только смог раздобыть, казались невыносимо медленными для этой гонки вверх по большой реке и по более мелкому, но более бурному потоку. Я уже сгорал от нетерпения, когда сошел на берег в Шарпсвилле, а ведь еще предстояло преодолеть последние пятнадцать миль пути. Было уже далеко за полночь, но я поспешил в конюшню, где по традиции, насчитывающей полвека, всегда есть лошадь — днем или ночью.
Пока сонный чернокожий мальчик застегивал подпруги, я повернулся к владельцу конюшни Джо Лонгли; он зевал и таращился на меня в свете фонаря, который держал в руке.
— Ходят слухи о неприятностях на Туларозе?
Он побледнел в свете фонаря.
— Не знаю. Я слышал разговоры. Но вы, люди в Ханаане, — община запечатанных уст. Никто во внешнем мире не знает, что у вас там происходит…
Ночь поглотила свет его фонаря, его заикающийся голос стих — я устремился на запад.
Красная луна заходила за черные сосны. Где-то далеко в лесу ухали совы, гончая выла в своей древней ночной тоске. В темноте, предвещающей рассвет, я пересек ручей Ниггер-Хед — полосу сияющей черноты, окаймленную стенами сплошных теней; копыта коня шлепали по мелководью и цокали по мокрым камням, и эти звуки поразительно громко раздавались в тишине. За ручьем начиналась местность, которую люди называли Ханаан.