Мифы Ктулху

Бристоль! Если ты все еще любишь Констанс Бранд, то, ради Бога, забудь свою ко мне ненависть и поспеши в поместье Болвиллей без отлагательств, будто все дьяволы у тебя на хвосте!

Р. Б.

И более — ни слова. Телеграмма дошла до Мак-Грата в далеком городке на Западе, где он жил после возвращения из Африки. Если бы в ней не упоминалось имя Констанс Бранд, он бы просто проигнорировал ее. Но речь шла о Констанс, и он схватился за забившееся будто в агонии сердце — и вскоре уже планировал маршрут возвращения в те края, где родился и вырос. Три года он считал ее погибшей — ту единственную женщину, которую он, Бристоль Мак-Грат, когда-либо любил.

Он положил телеграмму обратно в карман, сошел с тропы и направился на запад, протискиваясь своим крепким телом между густыми деревьями. Бристоль двигался по ковру из сосновых иголок практически бесшумно — недаром он провел свое детство в стране могучих сосен. Шагов через триста он пришел к узкой грунтовой тропе, заросшей молодыми кустиками; она вилась между густыми соснами параллельно дороге. Мак-Грат знал, что по ней придет к задворкам поместья Болвиллей; он предположил, что скрытные наблюдатели не патрулируют этот путь. Откуда им знать, что Бристоль помнит о том, что такой окольный путь вообще существует?

Он пошел по тропе на юг, напрягая слух, чтобы уловить звук. В этих лесах доверять своим глазам было нельзя. Сейчас до дома оставалось всего ничего — он находился в том месте, где еще при жизни деда Ричарда были поля, расстилавшиеся почти до широких лугов, окружавших виллу. Однако полвека назад поля были заброшены и поглощены лесом, который продолжал разрастаться.

Теперь Мак-Грат мог видеть поместье Болвиллей — крошечный кусочек могучего здания, мелькающий над верхушками сосен перед ним. Человеческий крик ножом прорезал тишину, и сердце Мак-Грата подскочило к самому горлу. Он не мог сказать, женщине или мужчине принадлежал этот полный боли вопль, но одна только мысль о том, что могла кричать женщина, толкала его вперед. Бристоль смело бросился к зданию, которое мрачно возвышалось сразу за растущими вразброс деревьями.

На некогда обширных лугах уже проросло тут и там несколько молодых сосен. Все строения здесь были ветхими. За виллой виднелись полуразрушенные амбары и хозяйственные постройки, где раньше жили рабы. Особняк возвышался над прогнившими обломками — скрипучий великан, обглоданный крысами, готовый в любой момент рухнуть.

Бристоль Мак-Грат подступил к окну изящной походкой тигра. Звуки шли именно оттуда; их отчаяние контрастировало с умиротворенными лучами солнечного света, уже потихоньку просачивавшимися через заслон деревьев. Страх все больше охватывал Мак-Грата.

Готовясь к тому, что может ожидать его внутри, он осторожно заглянул в помещение.

2. Суровая пытка

Он заглянул в большую пыльную комнату, которая до войны могла служить бальным залом. С высокого потолка свисала паутина; резные дубовые панели были черными и грязными. Огонь полыхал в большом камине — маленький язык пламени, достаточный лишь для того, чтобы подсвечивать узкие железные прутья, огораживающие очаг.

Но не сразу Бристоль Мак-Грат обратил внимание на камин. Словно завороженный, он уставился на хозяина дома — уже второй раз за день ему пришлось смотреть на умирающего, подвергнутого пытке.

К обшитой панелями стене была прибита тяжелая балка, к которой крепилась грубая перекладина. Запястья Ричарда Болвилля были привязаны к перекладине веревками. Пальцы его ног едва касались земли, ибо он продолжал в агонии тянуться вверх в попытке облегчить вес на напряженных руках. Веревки глубоко врезались в его запястья, с них капала кровь, а пальцы потемнели и распухли. Он был голым, и Мак-Грат понял, что раскаленными добела щипцами неведомый изверг рвал из его тела куски мяса. На бледной груди был выжжен странный символ; на спину Мак-Грату будто легла ледяная рука, ибо он знал смысл этого знака. Снова его память унеслась через полмира и годы назад, в те черные, мрачные, жуткие джунгли, наполненные грохотом барабанов, где обнаженные жрецы отвратительного культа в освещенной огнем тьме впечатывали страшное клеймо в дрожащую, подгорающую человеческую плоть.

Между очагом и умирающим сидел коренастый чернокожий мужчина в одних рваных грязных штанах. Он располагался спиной к окну, так что хорошо были видны внушительные плечи. Его массивная, как у лягушки, голова прямо сидела на этих могучих плечах; казалось, мужчина изучал лицо человека, свисающего с перекрестья.