Мифы Ктулху

Внезапно Мак-Грат резко остановился и замер. Полная тишина была нарушена таким неожиданным и пугающим звуком, что ему показалось, будто он почувствовал ледяное покалывание на тыльной стороне ладони. Звук, несомненно, был стоном человека, пребывающего в крайне мучительной агонии. Мак-Грат мгновение постоял неподвижно, а затем проскользнул за следующий поворот дороги с молчаливой грацией охотящейся пантеры.

Короткоствольный синий револьвер в мгновение ока лег в его правую руку. В левой руке Мак-Грат инстинктивно сжимал листок бумаги, объяснявший само его присутствие в этой темной чащобе. Бумага была не чем иным, как отчаянным, озадачивающим криком о помощи; подписанная злейшим врагом Мак-Грата, она поминала имя давно умершей женщины.

Мак-Грат прошел последний поворот пути; каждый нерв в его теле был напряжен. Он был начеку и готов ко всему… кроме того, что увидел перед собой. Испуганными глазами он мгновение смотрел на темную фигуру, а затем пробился сквозь стену деревьев. Кругом ничего не шевелилось. Всего в нескольких ярдах от тропы ничего не было видно в жутких сумерках — здесь могло скрываться что угодно. Мак-Грат опустился на колени рядом с фигурой, лежащей на дорожке перед ним.

Это был мужчина, привязанный веревками за руки и за ноги к четырем столбам, вбитым глубоко в твердую землю; смуглокожий, с черной бородой и крючковатым носом.

— Ахмад! — пробормотал Мак-Грат. — Слуга-араб Болвилля! Мой Бог!..

Однако тусклый блеск в глазах араба вызывали не тугие узы. Более слабого человека, чем Мак-Грат, могло бы стошнить при виде увечий на теле мужчины — следов острых ножей. Бристоль понял, что над телом араба потрудился настоящий знаток искусства мучений, и все же в сильном теле Ахмада все еще тлело последнее дуновение жизни. Серые глаза Мак-Грата сузились, когда он пригляделся к связанной жертве. Он тут же припомнил другие, гораздо более зловещие чащи, где на шесте свисал чернокожий слуга белых людей. Его кожа была полусодрана — как бы намекая белым хозяевам жертвы, что самонадеянно вторгаться в заповедные земли точно не стоит.

Бристоль Мак-Грат перерезал веревки и уложил умирающего в более удобную позу. Это было все, что он мог сделать. Он увидел, как блеск бреда на мгновение исчез из налитых кровью глаз, и в них вспыхнуло осознание. Хлопья кровавой пены забрызгали спутанную бороду араба. Его губы молча разжались, и Мак-Грат увидел обрубок вырезанного языка.

Пальцы араба начали царапать грязь. Они дрожали, но Ахмад отчаянно и настойчиво пытался что-то вывести на земле. Мак-Грат низко наклонился — и увидел кривые линии под дрожащими пальцами. Собрав последние силы, араб оставил сообщение на родном языке. Мак-Грат увидел имя: «Ричард Болвилль»; после этого последовало слово «опасность», затем человек махнул слабой рукой в направлении тропы, а после — и тогда-то каждый мускул в теле Мак-Грата напрягся — вывел «Констанс». В последнем усилии ослабевший палец написал: «Джон Де Эл…». Мучительный спазм охватил залитое кровью тело; узкая жилистая рука дернулась — и наконец безвольно упала. Ахмад ибн Сулейман покинул мир живых.

Мак-Грат встал, отряхнул грязь с рук. Он остро ощущал напряженную тишину леса, из глубины которого доносился тихий шорох, который не был шумом ветра. Бристоль смотрел на изуродованную фигуру, не испытывая большой жалости, ибо слишком хорошо знал, каким испорченным было сердце араба — таким же черным и злым, как и у хозяина Ахмада, Ричарда Болвилля. Казалось, на хозяина и слугу, какими бы свирепыми они ни были, наконец-то нашлась управа — но кто это был или что?

Более ста лет Болвилли безраздельно властвовали в этом отдаленном краю. Они держали сотни рабов на своих обширных плантациях, а позже закабалили и потомков своих подневольных. Ричард, последний из Болвиллей, ничуть не отличавшийся от своих деспотов-предков, установил кошмарные жестокие порядки в личном маленьком царстве посреди сосновых лесов. И все же крик отчаяния, донесшийся до Мак-Грата в виде телеграммы, которую он теперь крепко сжимал в кармане пальто, исходил из того самого края, где люди на протяжении столетия преклонялись перед Болвиллями как перед богами.

За шорохом последовала тишина — более жуткая, чем любой звук. Мак-Грат знал, что за ним наблюдают; он знал, что место, где лежало тело Ахмада, обозначало невидимую черту, которую он не имел права пересечь. Он верил, что ему будет позволено беспрепятственно вернуться в далекую деревню, а шаг вперед — это гарантированная смерть. Так что, повернувшись, Бристоль побрел обратно тем же путем, каким пришел.

Он продолжал идти, пока не миновал другой поворот тропинки. Там он остановился, прислушался. Все было тихо. Он торопливо вытащил из кармана телеграмму, разгладил ее и еще раз прочел послание от человека, которого ненавидел больше всего на свете: