Миф о лягушке-царевне

Но тут одна из двух оставшихся лягушек тоже выскользнула из своей шкурки и обернулась девушкой неописуемой красоты. На ней было что-то белое и голубое, воздушное, вроде морской пены. Губы, веки, мочки ушей и круглые ногти на руках и ногах сверкали, выкрашенные в жемчужный цвет. Волосы, черные, вьющиеся, казалось, изгибались от наслаждения, прикасаясь к ее лицу, шее и плечам. Ее черные глаза, Терун видел, таили в себе все тайны Вселенной, или, по крайней мере, все тайны, которые вообще стоили того, чтобы Терун попытался их разгадать. Терун вспомнил, что старый колдун говорил о Мокоши, что она может заморочить голову любому. Но единственное, что ему было сейчас нужно, это чтобы она продолжала наводить на него этот сладкий морок всегда!

– А я – Апрадитья, – прошептала она.

И шепот ее Терун готов был слушать всегда… А все-таки что-то в ней тревожило Теруна. Конечно, Терун хотел взять с собой на небо именно ее, но чувствовал, что, возьми он на небо только ее – и он совсем перестанет следить за порядком во Вселенной. А если опять какой змей?..

Из затруднения Теруна вывела последняя лягушка. Скинув шкурку и обернувшись тоже очень симпатичной девушкой с каштановыми волосами и карими глазами, одетой в юбку из травы, со вплетенными цветами, она подошла к нему, таща за руку обидевшуюся было Лили[?], и отвлекла Теруна от глаз Апрадитьи, сказав:

– Ты можешь взять с собой нас всех. Ведь на самом деле все мы – Мокошь. И мышка, и кошка, и собака, и Д[??]на, и Лили[?], и Апрадитья, и я, Ева – все⁷¹.

Перун снова вспомнил предостережения старого колдуна и ответил:

– Всех – это уже слишком. Да не все и хотят идти со мной. А вот вас троих я приглашаю.

Не успел Терун больше вымолвить ни слова, а они уже были в лягушачьих шкурках, и затеяли вокруг Теруна веселый хоровод, прыгая по кругу то в одну, то в другую сторону, а Терун вертелся на месте, глядя на них. Он пытался узнать, кто из них Апрадитья, но не тут-то было. Они казались совершенно одинаковыми. Кроме того, Терун видел только двух, одна из них догоняла другую, а вот третья все время оказывалась у Теруна за спиной. Он повернулся быстрее, чтобы увидеть ее, и увидел, но, пока видел, не видел двух других. Обернувшись снова, Терун увидел на их месте только одну лягушку. Поглядел назад – а третьей лягушки-то уж нет.

Оставшаяся лягушка перестала прыгать.

– Теперь я – Мокошь, – сказала она. – И я готова идти с тобой. А ты уже придумал, как мы попадем на твое небо?

– Да, – сказал Терун. – Это легко.

И Терун посадил ее на ладонь левой руки и увеличился в сорок раз, провалившись при этом в болото по колено. Он согнул ладонь, чтобы лягушка не выпала, и увеличился еще в сорок раз. Поглядел на небо. Оно слабо светилось. Дыра, проделанная везарем, светилась поярче. Судя по ее размерам, она еще высоко, но не настолько, чтобы увеличиваться еще раз. Хватит и одного мира, сделанного наспех из неподходящих материалов.

Он лег на болото, которое было ему теперь не по колено, а по края ступней, и увеличился еще раз. Небо оказалось у Теруна прямо перед лицом.

Он отодвинулся немного в сторону, поднес к дырочке в небе правую руку и зацепился за дыру краем ногтя безымянного пальца. Потом Терун произнес "минимабор". Уменьшаясь, Терун сунул палец в дыру⁷² и, согнув его, повис на безымянном пальце высоко над землей. Быстро уменьшился еще раз. Теперь дыра была достаточно большой, чтобы ухватиться за ее край рукой. Он ухватился и уменьшился до нормального размера. Поднял лягушку и посадил на край дыры – она скорее отодвинулась подальше. Потом взялся за край второй рукой, подтянулся и вылез сам⁷³.

Так Терун привел на небо три первых воплощения Мокоши.

Долго так и оставалось. Но не всегда. Заходи еще ко мне на мед, расскажу, – так закончил Терун свой рассказ.

А я как слышал, так и пересказал, ни словечка не соврал.

1996