Миф о лягушке-царевне

– Иди-иди, – сказала одна из оставшихся, – чего вылупилась?

– Хочу и смотрю, – отвечала лягушка, бывшая мышью, – а ты уже испугалась, что у тебя не лучше моего выйдет, и ты тоже на небо не попадешь?

– Да не больно-то мне и хотелось, – отозвалась та. – Ладно, смотри, мне-то что. – Она обернулась вокруг себя, сбросила лягушачью кожу и оказалась зверьком побольше, с шерстью попушистее, серо-бело-черно-полосатой, глазами сверкающими, когтями острыми, хвостом толстым и очень пушистым.

– Я – кошка, – сказала она, – прозвищ, вроде норушки и квакушки, у меня нету, и вообще я – сама по себе⁶⁴. Если у тебя на небе тепло и сухо, так, пожалуй, возьми меня с собой, а нет – лучше не надо. Я люблю спать. Когда я довольна, я мурлычу. Я делаю дом уютным. Иногда меня можно погладить. Думай быстрее, тут мокро, и я хочу забраться на тот камень или завернуться обратно в лягушачью одежку.

Терун покачал головой. Ему показалось, что одна из оставшихся лягушек чуть прищурила один глаз, и Терун решил, что она подает ему знак.

– Ага! – закричала лягушка-мышь, – не вышло пробраться на сухое теплое небо!

Кошка с громким мявом схватила свою лягушачью шкурку зубками и, перекинув через плечо на спину, помчалась за лягушкой-мышью, выставив когти, а та гигантскими прыжками поскакала туда, где болото блестело от многочисленных луж и омутов, рассчитывая, наверное, что кошка туда не полезет. Но та, на секунду остановившись, обернулась лягушкой и продолжила погоню. Оставшиеся пять немного раздвинулись, чтобы быть на одинаковом расстоянии друг от друга.

– Теперь я, – сказала одна из них, та, что сидела напротив Теруна. – Они сами разберутся. – Она сбросила шкурку и оказалась зверем еще побольше кошки, черным, как ночь, с мордой подлиннее, с курчавой шерстью погрубее и помохнатее, с ушами, повыше торчащими, с хвостом с косматой кисточкой. – Я – собака⁶⁵, – объявила она. – Я – Друг. За того, кому я друг, я готова на все. Я ему никогда не изменю. Без него я умру. За него я любому глотку перегрызу, р-р-р. Еще я – ночь. Я воплощение мрака. Если я с тобой подружусь, то пусть твои враги дрожат! Но пока я тебе не друг! Если моя хозяйка тебя полюбит, я хотела бы жить на небе и помогать тебе охотиться. Если нет, я у тебя жить не буду, даже если ты меня захочешь с собой взять, убегу.

– Твоя хозяйка – эта? – спросил Терун, показывая на подмигивавшую лягушку, сидевшую одесную собаки.

– Нет, – сказала собака.

– Тогда тебе лучше остаться здесь, – сказал Терун.

– Он уже выбрал, – закричали наперебой две лягушки сзади Теруна, – он уже выбрал, прямо в лягушачьей коже! Это так романтично! Тут какой-то обман! Так и надо! Выгнать ее из круга, она смошенничала! Это любовь с первого взгляда! – кричали они.

Тогда еще одна лягушка, не та, что подмигивала, сбросила кожу и обернулась высокой стройной девушкой необыкновенной красоты, в короткой, не стесняющей движений тунике, сандалиях на босу ногу, плотно примотанных ремешками. В руке она держала согнутую дугой палку, на концы которой была натянута веревка⁶⁶. На боку у девушки висела на перекинутом через плечо ремешке коробка с букетом тонких палочек с привязанными к ним перьями. Волосы у нее были светлые, слегка вьющиеся, на лбу схваченные кожаным ремешком. Лицо, голые руки и ноги покрыты загаром. Голубые глаза смотрели на Теруна прямо, холодно и с вызовом. Грудь под туникой не вздымало взволнованное дыхание. Она спокойно подошла к собаке и положила руку на ее черную голову.

– Мы уходим, – сказала девушка прочим лягушкам. – Я согласилась участвовать в этом глупом хороводе, чтобы вы не так смущались. Вижу, вы скорее своим нахальством отпугнете любого жениха, чем, засмущавшись, себя показать не сумеете!

И они с собакой ушли, не оглядываясь, без единого слова прощания.

– Д[??]на⁶⁷ – гордячка! – сказала та лягушка, что подмигивала Теруну. Она воспользовалась моментом, пока остальные забыли о своем намерении выгнать ее из круга, отвлекшись на гордячку Д[??]ну, и быстро сбросила лягушачью кожу. Это тоже была девушка с волосами, рыжими, как огонь, с кожей, белой, как дым от горения […]⁶⁸, с глазами насмешливыми и зелеными, как […]⁶⁹. На ней была яркая причудливая одежда: ноги, кроме босых ступней, скрыты блестящими просторными синими шароварами с оранжевыми узорами в виде языков пламени, грудь закрыта облегающей полосой фиолетовой ткани с лучистыми дисками, вытканными золотой нитью, зато белые руки, плечи и живот почти не скрывала совершенно прозрачная накидка до колен, красная, с зигзагообразными узорами из зеленых блестящих камней. Терун сразу понял, что у нее гордости не меньше, чем у той, ушедшей Мокоши, Д[??]ны, так что не ей бы ее упрекать, но она понравилась ему больше. Она увидела это по его лицу и улыбнулась.

– Я – Лили[?]⁷⁰, – сказала она, и сделала было шаг ко нему…