Миф машины

Наконец, отвлеченная модель мегамашины подразумевала существование самоуправляемой машины, не зависящей от ежеминутного человеческого надзора, если и не от всякого контроля вообще. То, что прежде неуклюже делали человеческие «винтики», причем непременно в большом количестве, исподволь подготовило механические операции, которые сегодня с легкостью выполняются почти без участия человека: так, автоматическая гидравлическая электростанция заменяет энергию ста тысяч лошадей. Ясно, что многие механические триумфы нашей эпохи уже таились в зачаточном виде в самых ранних мегамашинах, и, более того, воображение древних уже предвосхищало нынешние успехи. Но прежде чем попусту чваниться нашим собственным техническим прогрессом, давайте вспомним, Что одно термоядерное оружие способно сегодня уничтожить десять миллионов человек и что люди, которые занимаются сейчас разработкой этого оружия, уже доказали: они так же не застрахованы от практических просчетов, ошибочных суждений, порочных фантазий и психических срывов, как и цари бронзового века.

5. Протесты против мегамашины

С самого начала балансир механизированной власти, по-видимому, клонился в сторону разрушения. Пока мегамашина переходила в нетронутом виде от одной цивилизации к другой, ее преемственность утверждалась в негативной форме военной машины: строгая выучка, единый стандарт и разделение на обособленные части. Это относится даже к деталям военной дисциплины и организации — например, к раннему профессиональному разделению между ударным оружием и огнестрельным оружием дальнего действия, между лучниками, копейщиками, мечниками, конниками и колесничими.

Не становись воином, советует египетский писец эпохи Нового царства: ведь новобранец «...получает жгучий удар по телу, гибельный удар по глазу... и его череп проломлен. Его валят наземь и колотят... Он избит кнутом до крови и синяков.» На таких страданиях рядовых воинов зиждилось «славное могущество»: разрушительный процесс начинался уже с подготовки самого маленького отряда. Совершенно очевидно, что «прусская» армейская муштра имеет гораздо более долгую историю, чем обычно принято считать.

Хотелось бы утешиться мыслью, что созидательная и разрушительная стороны мегамашины уравновешивают друг друга, предоставляя развиваться дальше более важным человеческим стремлениям, основанным на предыдущих достижениях в окультуривании и очеловечивании. В некоторой степени, это действительно происходило, поскольку обширные земли в Азии, Европе и Америке были завоеваны (если вообще завоеваны) лишь номинально, и, не считая уплаты налогов и податей, их жители вели, в целом, обособленную и замкнутую общинную жизнь, порой доводя собственную провинциальность до той точки, где она граничила с самооглуплением и пагубной тривиальностью. Но, пожалуй, величайшая угроза работе мегамашины исходила изнутри — в силу ее негибкой природы и тяги к подавлению всякой индивидуальной одаренности, а порой и вовсе из-за отсутствия какой-либо разумной цели.

Помимо разрушительной направленности, военной машине было свойственно много «врожденных» ограничений. Само возрастание реального могущества воздействовало на правящие сословия таким образом, что высвобождало буйные фантазии бессознательного и позволяло вырываться наружу садистским импульсам, которые прежде не находили коллективного выхода. В то же время, работа машины зависела от слабых, подверженных ошибкам, глупых или упрямых людей, — так что под давлением весь аппарат грозил рухнуть и распасться на части. А механизированные человеческие компоненты невозможно было постоянно удерживать в плотном рабочем единстве, вне поддержки глубокой магико-религиозной веры в саму систему, — например, отражавшуюся в почитании богов. Поэтому под гладкой и внушительной поверхностью мегамашины, пусть даже опиравшейся на призванные пробуждать благоговейный трепет символические фигуры, должно быть, с самого начала скрывалось множество трещин и щелей.

К счастью, дело обстоит так, что человеческое общество невозможно привести в полное соответствие с умозрительной структурой, которую породил культ царской власти. Слишком многое в повседневной жизни ускользает от действенного надзора и контроля, не говоря уж о принудительном порядке. С древнейших времен стали появляться указания на негодование, открытое неповиновение, удаление и бегство людей от властей: все это увековечено в классическом библейском повествовании об исходе евреев из Египта. Даже когда не предоставлялось подобных возможностей коллективного спасения, повседневные дела на поле, в мастерской или на рынке, влияние семейных уз и верность местным традициям, культ второстепенных богов, — как правило, несколько ослабляли систему тотального контроля.