Миф машины

Использование в сельском хозяйстве стадных животных и зерна, происходившее между 5000 и 2000 гг. до н. э. в том краю, который Брестед назвал «полумесяцем плодородных земель» (от Нила наискосок к дельте Евфрата) — завершило процесс одомашнивания, открыв горизонт для новых возможностей. Но поскольку оно привело к коренному улучшению, то можно предположить, что такую перемену сделал столь успешной не какой-то один набор орудий, и не какой-то один растительный или животный вид, а весь процесс, вся тенденция в целом: ведь на острове Лусон Филиппинского архипелага искусные земледельцы игороты[25], орошающие землю и вырубающие на склонах гор террасы, до сих пор не пользуются плугом, а Иерихонский оазис поддерживал существование целого города еще до появления гончарной утвари.

Результатом упомянутого процесса было повсеместное пробуждение жизненных сил, по-видимому, сопровождавшееся чувством благополучия и безопасности. Когда появились большие запасы зерна для приготовления хлеба и пива, а также возможность хранить его в ларях, амбарах и закромах, защищаемых от грызунов котами и змеями, либо стенами из обожженной глины, — то для многочисленных групп людей исчезла угроза голодной смерти (разумеется, если не вмешивалось какое-то жестокое стихийное бедствие). Там, где прежде ютилась лишь кучка рыбаков, охотников и капканщиков, теперь могло селиться во много раз большее число земледельцев. Деревни перерастали в маленькие и даже крупные города, о чем свидетельствуют руины Иерихона и Чатал-Хююка[26].

Однако эта завершающая стадия одомашнивания имела один непредвиденный результат: она положила конец владычеству женщины. Первым следствием приручения животных стало восстановление равновесия полов, что произошло еще до установления патриархального пастушеского образа жизни. Карл Зауэр четко подводит итог: «Скот, телега, плуг, посев зерна и прокладывание борозд, — все это стало впервые использоваться в ходе церемоний возникшего на Ближнем Востоке культа плодородия, где жрецами были мужчины, а следовательно, уход за скотиной и работа за плугом приобрели статус мужских занятий. Таким образом, мужчина взял на себя выполнение сельскохозяйственных работ, а женщина вернулась к дому и саду». Мужскими занятиями стали не только скотоводство и пахота, но и холощение, забой скота и разделка туш: все это оказалось весьма существенным для нового хозяйства.

Если отныне богини, царицы и жрицы изображались бок о бок с мужчинами, то подавлявшийся прежде мужской элемент теперь заново отвоевывал утраченные позиции во всех сферах хозяйства. Зато женщина, освободившись от мужских обязанностей работать и властвовать, уже не терпя телесного ущерба от чрезмерного физического труда, сделалась более привлекательной уже не только в силу чистой сексуальности, но и благодаря своей красоте. Учитывая знания в области животноводства, накопленные в ходе одомашнивания, было бы странно, если бы они не оказали некоторого воздействия и на человеческий половой отбор. Нежные очертания и грациозные линии женского тела служили неиссякаемым источником вдохновения египетским ваятелям; и даже сегодня изящно вырезанная нагая красавица на крышке саркофага искушает мужчин погладить изображение рукой, о чем красноречиво свидетельствует отполированный mons veneris[27] многих изваяний в коллекции Лувра.

7. Культура архаической деревни

Теперь уже должно стать ясно, что неолитическая доместикация породила смешанный тип хозяйства, сочетавший различные формы культивации растений и животных в зависимости от особенностей каждого конкретного региона; однако за всеми поверхностными изменениями стояло обогащение сексуальной сферы и приведение жизни в гармонию с процессами сезонного роста и плодоношения. Главной фигурой в этом смешанном хозяйстве, в конечном итоге, был земледелец, культивировавший семена; по-прежнему сохраняют свою значимость каменщик, рыбак и капканщик; а вот собиратель и охотник становятся реликтами. Однако до окончательного перехода к бронзовому веку, пребывая в тени, остаются почти незамеченными две фигуры: это лесоруб и горняк, хотя едва ли с самого начала и тот, и другой являлись узкими профессионалами в своем деле.

Лесоруб, вырубая деревья, делал лес пригодным для культивации семян, и он же, сооружая плотины и оросительные каналы, поставляя топливо для плавильных горнов и печей для обжига глины, строя плоты и лодки, сани и повозки, играл неясную роль на самых ранних стадиях, поскольку и орудия, которыми он пользовался, и произведения его рук, в отличие от камня, могли сохраниться до наших дней лишь благодаря счастливой случайности. Но, по сути, древний лесоруб был своего рода первобытным инженером, и его труд имел огромное значение для всей металлообрабатывающей и инженерной деятельности, которая впоследствии отпочковавшейся от неолитического хозяйства. Первые крупные энергетические машины современной промышленности, водяная и ветряная мельницы, изготовлялись из дерева; и даже паровые котлы первых паровозов и локомотивов тоже были деревянными.