Эос, сестра Селены, влюблялась много раз. Пригожий юный красавец КЕФАЛ привлек ее внимание, и она похитила юношу. Ее нимало не трогало, что Кефал уже занят, вернее, женат даже, на ПРОКРИДЕ, дочери Эрехтея, первого царя Афин (отпрыск пролитого Гефестом семени) и его царицы ПРАКСИФЕИ. Несмотря на свою сияющую красоту и роскошный солнечный дворец, в котором Эос поселила Кефала, похищенный страшно заскучал по супруге своей Прокриде. Какие бы осиянные золотом уловки любви ни применяла богиня рассвета, никак не удавалось ей воспламенить его. Разочарованная и униженная, согласилась она вернуть Кефала жене. Ревность и уязвленная гордость бурлили в богине. Как он посмел предпочесть человека божеству? Да одна мысль, что обычная женщина способна вдохновить Кефала, а она, богиня, оставила его хладным…
С коварной непринужденностью принялась она сеять в нем сомнения.
— Э-эх, — вздохнула она, скорбно качая головой, когда они приблизились к его дому, — печально мне думать, как вся такая чистая Прокрида вела себя, пока ты был в отлучке.
— В каком смысле?
— Ой, да скольких мужчин она развлекала. И думать-то невыносимо.
— Плохо же ты ее знаешь! — с некоторой горячностью возразил Кефал. — Она в равной мере и прелестна, и верна мне.
— Ха! — сказала Эос. — Всего-то и надо — мед да монеты.
— Ты о чем?
— Сладкие слова да серебро толкают к предательству и добродетельнейших.
— Ну ты и циник.
— Я восстаю над миром с первым лучом солнца и вижу, чем люди заняты до рассвета. Это не цинизм — это реализм.
— Но ты не знаешь Прокриду, — настаивал Кефал. — Она не как все остальные. Она верная и честная.
— Пф! Да она у тебя за спиной запрыгнет в койку с кем угодно. Я тебе так скажу… — Эос остановилась, будто ее вдруг осенило. — А что если ты с ней увидишься
— Ни за что!
— Как хочешь, но… — Эос пожала плечами и показала на обочину, вдоль которой они шли. — Ой, смотри, целая груда одежды и шлем. Представляешь, если б у тебя еще и борода была…
Эос исчезла, и в тот самый миг Кефал обнаружил, что у него и впрямь борода. Набор одежды, необъяснимо возникший у дороги, словно бы влек Кефала к себе.
Вопреки его возражениям слова Эос посеяли зерно сомнения. Облачаясь в этот нелепый костюм, Кефал говорил себе, что сомнению этому не поддастся, что так он покажет Эос, до чего ошибочен ее цинизм. Они с Прокридой воззовут к ней ближайшим утром, когда небо порозовеет: «До чего ж неправа ты, богиня Луны! — воскликнут они. — Как мало ты понимаешь во влюбленном смертном сердце». Что-нибудь в этом духе. Поделом ей будет.
Вскоре Прокрида открыла дверь пригожему чужаку-бородачу в шлеме и хламиде. Вид у Прокриды был несколько осунувшийся и истомленный. Внезапное и необъяснимое исчезновение супруга оказалось тяжелым ударом. Впрочем, не успела она спросить у гостя, чего ему надо, Кефал протиснулся в дом и отпустил слуг.
— Ты очень красивая женщина, — сказал он с густым фракийским акцентом.
Прокрида вспыхнула:
— Сударь, я должна…
— Ну же, давай посидим на ложе.
— Вот правда, не могу…
— Иди же, никто не смотрит.
Она понимала, что такое поведение — уже на грани нежелательного по законам
— Чего это подобная красавица сидит одна-одинешенька в таком громадном доме? — Кефал взял из медной чаши смокву, похотливо откусил и поднес оставшуюся сочную мягкую половинку к лицу Прокриды[211].
— Сударь!
Прокрида разомкнула губы, чтобы отчитать его, и Кефал затолкал ей в рот рыхлую смокву.
— От такого зрелища сами боги воспламенились бы, — проговорил он. — Будь моей!
— Я
— Замужем? Это еще что? Я богач, я одарю тебя любыми драгоценностями или украшениями, какие пожелаешь, только отдайся. Ты такая красивая. И я люблю тебя.
Прокрида замерла. Может, пыталась проглотить остатки смоквы. Может, ее искусило предложение драгоценностей. Вероятно, ее тронуло столь внезапное и пылкое предложение любви. Пауза оказалась достаточно долгой, и Кефал в ярости вскочил, сбросил свой наряд и явил себя.
— Что ж! — загремел он. — Вот, значит, что происходит, когда ты остаешься одна! Бесчестная предательница!
Прокрида глазам своим не поверила:
— Кефал? Ты ли это?
— Да! Да, это твой несчастный супруг!
Он ринулся к ней, потрясая кулаком, и Прокрида в ужасе бежала. Прочь из дома, в лес, не останавливаясь, пока не упала от усталости на опушке рощи, священной для Артемиды.
Наутро богиня обнаружила Прокриду простертой и выудила из нее историю произошедшего.
Год и день прожила Прокрида у богини-охотницы, среди ее свиты свирепых дев, но дальше уже не смогла.