Все эти и многие другие случаи припомнило искусство Арахны. У них имелся общий сюжет: боги предательски и зачастую грубо используют смертных женщин. Арахна завершила работу, отделав ее узорчатой кромкой переплетенных цветов и ивовых листьев. Закончив, она спокойно сдвинула челнок к краю и встала потянуться.
Награда
Зеваки отшатнулись в ужасе — и зачарованные, и встревоженные. От безрассудства этой девушки захватывало дух, но в высочайшем мастерстве и художественности, с какими эта смелая, пусть и богохульная работа была выполнена, ей не откажешь.
Афина подступила проверить каждый дюйм поверхности и не отыскала ни единого изъяна или оплошности. Безупречно. Безупречно, однако все равно святотатственно и недопустимо. Без единого слова она разорвала полотно в клочья. Наконец, не в силах справиться с яростью, она схватила челнок и метнула его Арахне в голову.
Боль от удара челноком будто вернула Арахне рассудок. Что она натворила? Что за безумие овладело ею? Не позволит она себе прясть никогда, ни за что. За эту наглость ее заставят платить ужасную цену. Кары, какие навлекали на себя девушки, чьи судьбы она сама и запечатлела, — ничто по сравнению с тем, что обрушат на Арахну.
Она подобрала с пола толстую пеньку.
— Нельзя мне ткать — не буду жить! — вскричала она и выбежала из лачуги, и никто не успел остановить ее.
Зрители столпились у окон и у открытой двери и смотрели, застыв от ужаса, как Арахна бежит по траве, забрасывает веревку на ветку яблони и вешается. Все разом обернулись к Афине.
Слеза скатилась по щеке богини.
— Неразумная, неразумная девчонка, — проговорила она.
Афина двинулась прочь из дома к яблоне, толпа наблюдателей последовала за ней в устрашенном молчании. Арахна болталась на веревке, пучились на лице мертвые глаза.
— Такой талант не умрет никогда, — произнесла Афина. — Все дни свои будешь ты прясть и ткать, прясть и ткать, прясть и ткать…
Тут Арахна стала сжиматься и сморщиваться. Веревка, на которой она висела, вытянулась в тонюсенькую прядку блестящего шелка, Арахна подтянулась по ней — не девица уж больше, а созданье, которому суждено будет без отдыха прясть и ткать.
Вот так появился первый паук — первая
Другие метаморфозы
Мы уже видели, как боги превращают мужчин и женщин в животных — из жалости, зависти или в наказание. Но так же, как люди, бывали они не только заносчивы и мелочны, но и движимы страстью. Смертная плоть, как мы уже поняли, влекла их не меньше бессмертной. Иногда их порывы оказывались не одной лишь примитивной похотью — они и по-честному влюблялись. Есть много историй о богах, что гонялись за юными красавцами и красавицами и превращали их в животных, в новые растения и цветы и даже в скалы и потоки[204].
Нис и Скилла
Нис был царем Мегары, города на аттическом побережье[205]. Его наделили неуязвимостью: у него на голове рос завиток пурпурных волос, благодаря которому ничто не могло угрожать ему как человеку. По некоторым причинам на его царство напало воинство царя Миноса Критского. Как-то раз дочь Ниса, царевна СКИЛЛА[206], разглядела на борту критского корабля Миноса, когда судно проходило близко от стен Мегары, и влюбилась в него. И уж так сводило ее с ума желание, что она решила выкрасть отцов локон пурпурных волос и подарить его Миносу на борту его корабля, а уж он отплатит ей за такую щедрость любовью. Но, если срезать у Ниса локон, царь делается уязвим, как любой смертный. И пока она тайком пробиралась к Миносу, ее отца убили в дворцовом перевороте.
Минос, вовсе не обрадовавшись предательскому поступку Скиллы, отвратился от нее и не пожелал иметь с ней ничего общего. Выгнал ее с корабля, поднял паруса и уплыл из Мегары, поклявшись никогда туда не возвращаться.
Страсть Скиллы оказалась столь необоримой, что она не смогла отказаться от мужчины, которого полюбила. Она поплыла за Миносом, униженно зовя его. Она стенала и плакала так жалостно, что ее превратили в чайку. Боги проявили своеобразный юмор и одновременно сделали ее отца Ниса орланом[207].
С тех пор в отместку он взялся безжалостно гонять свою дочку над волнами.
Каллисто
Прежде чем его превратили в волка — как вы, наверное, помните, — в первые дни пеласгийского человечества, у царя Ликаона Аркадского была прелестная дочь по имени КАЛЛИСТО, ее вырастили нимфой, преданной деве-охотнице Артемиде.
Зевс уже давно пускал пенные слюни желания по этой неотразимой, недосягаемой девушке и однажды обманул ее, приняв облик самой Артемиды. Она с готовностью пала в объятия великой богини, которой поклонялась, — тут-то Зевс ее и уестествил.