Мидлштейны

Робин огляделась. На стенах — черно-белые фотографии далеких городов, столешницы из нелакированного дерева. Ресторанчик не похож на захолустный. Определенно, ему не место рядом с заведением под вывеской «Козел Билли».

— А тут очень мило, — заметила Робин.

— Это все Анна, — сказала Эди. — Дай волю ее отцу, здесь все было бы точь-в-точь, как в любом китайском ресторане. Анна хочет привлечь сюда яппи.

— И получается?

— С переменным успехом. Поживем — увидим.

Не так давно ее мать работала на компании, которые строили все эти пригородные центры. Она хорошо знала местные магазины, видела, как они появляются, а потом исчезают. У отца было свое мнение насчет того, как сделать бизнес успешным. Правда, он остался с одной аптекой, а ведь в девяностых у него было целых три. Робин в любой момент поставила бы деньги на то, что Эди окажется права.

— «Единорогу» нужно больше рекламы. В том числе в Интернете, — сказала Эди. — Я им помогаю. Оформила кое-какие документы. Мне ведь не трудно, все равно делать нечего.

Робин сразу стало легче: значит, у матери есть занятие, она не сидит постоянно на кухне и не варится в собственном соку — ненависти, досаде, обидах, злости, которые копила так долго. Если она бывает здесь часто и помогает людям, не все еще потеряно. Эди всегда кому-нибудь помогала — старикам, синагоге, на Рождество кормила бездомных, поддерживала женщин-политиков, бесплатно консультировала семьи по юридическим вопросам. И все это делала с полной отдачей, сидела за работой допоздна и ложилась, когда Робин с братом уже давно спали. Боже, куда пропала та энергичная, неравнодушная, общительная женщина? Неужели это она сидит напротив? Там, под всем этим весом?.. Робин позволила себе уронить в душу зернышко надежды, полила его зеленым чаем, и яркие лампы ресторана, как солнце, осветили росток.

Из кухни вышел китаец в куртке шеф-повара. У него были тонкие усики, брови дугой, на лбу и на щеках — длинные морщины. Он вытер полотенцем руки и аккуратно зажал его под мышкой.

— Эдит!

Ну конечно, подумала Робин. Она — Эдит в правах, в свидетельстве о рождении, в карточке избирателя. Так почему не быть Эдит в китайском ресторане?

Мужчина постоял, спокойно ожидая, когда Эди пригласит его за столик, сел, погладил ее запястье и сложил руки на столе.

«Интересно, — подумала дочь, — а мама знает, что он в нее влюблен?»

— Так вы — та самая Робин? — сказал китаец.

— Да. Я невероятно знаменита.

— Меня зовут Кеннет Сонг.

Он внимательно поглядел на нее с едва заметной улыбкой.

— Вы очень похожи на мать.

Робин с большим трудом удержалась, чтобы не дернуться, не вытаращить глаза и, сжав губы, не уставиться на него, будто спрашивая: «Ты что, обкуренный?» Этот взгляд она применяла с юных лет, он никому не нравился, тем не менее, хорошо действовал. Она хотела сказать: «Это каким же образом я похожа на женщину весом в триста пятьдесят фунтов?»

Наверное, он заметил что-то, чего не замечала она. В конце концов, у них были одинаковые глаза, черные сверкающие пули — глаза-то не спрячешь, — темные кудри до плеч и, возможно, улыбки. Если мать и дочь улыбались.

А может, Кеннет видел Эди такой, какая она внутри.

— Да, у нас глаза похожи, — тихо промолвила Робин.

— Мне пора, — сказал он. — В семь заказали большой ужин.

— Отлично! — порадовалась за него Эди.

Кеннет выскользнул из кабинки и, прежде чем уйти, элегантно повернулся к Робин.

— Ваша мать — святая, — сказал он.

Святая Эди Мидлштейн, покровительница китайских ресторанов. «Что ж, — подумала Робин, — значит, у мамы есть и другая жизнь. По крайней мере, ее здесь любят. Уже хорошо».

— У Кеннета весьма интересная история.

Эди кивком подтвердила ценность этого факта. История!

Из кухни вышла Анна и прищурилась, поглядев на потолок.

— Свет слишком яркий, — сказала она и ушла.

Стало чуточку темнее — именно так, как нужно для полного уюта. Робин устроилась на стуле поудобнее. Ресторанчик ей очень понравился. Почему Эди не привезла ее сюда раньше? На секунду Робин представила, как они все — кроме отца, конечно, — ужинают здесь, вместе с Бенни, его женой и детьми. Это примирило бы Робин с необходимостью ездить в пригород. Как хорошо будет, если у них появится место, где можно собраться в трудный период жизни.

Но тут пришло время обеда. Одно за другим на стол подавали блюда с горячей, изысканной, сочной, солено-сладкой пищей. Принесли роскошные горячие булочки со свининой и ярко-зеленую брокколи в густом белом соусе, липкую коричневую лапшу, сладкие креветки и глазированную курицу, блестящих моллюсков в нежной соевой подливе, луковые блины с кинзой. Дюжину пельменей с морепродуктами, приправленными чем-то соблазнительно-пряным, — Робин так и не определила, что там за начинка.

Она попробовала всего понемногу. Святая Робин, покровительница бывших толстух. Вкусно. Господину Сонгу в мастерстве не откажешь. Однако еды принесли слишком много — слишком! И вся она для матери ужасно вредна. Разве они не видят, что происходит с Эди? Разве не понимают, что каждый съеденный кусочек приближает ее к могиле?