Мичман Изи

Неделя, проведённая в постели, предрасполагает к размышлениям даже юношей в шестнадцать лет, хотя в этом возрасте обычно не любят заниматься размышлениями. Но Джек лежал в постели, его глаза опухли от укусов пчёл так, что ни читать, ни вообще развлекаться чем-либо он не мог, поэтому предпочитал больше размышлять, чем слушать болтовню Сары, ухаживавшей за ним. На восьмой день Джек встал с постели и спустился в гостиную. Теперь он подробно рассказал отцу о всех приключениях, послуживших причиной его болезни.

— Видишь ли, Джек, — сказал отец, — я тебе уже говорил: наш мир развращён так называемым «общественным договором», который поддерживается правящей верхушкой общества и её клевретами, — верхушка вынуждена делиться с ними частью своих неправедных богатств, чтобы обезопасить своё остальное имущество. Они настолько могущественны, что те, кто выступает против сущего порядка вещей, должны быть готовы нести мученический венец, ибо подвижники всегда прокладывают дорогу истине, особенно если она возвышенна и труднодостижима, и иной раз складывают за неё голову, прежде чем она восторжествует в мире. И я, подобно Аврааму[10], которого всегда почитал за великого философа, тоже готов принести своего сына в жертву великому и благородному делу.

— Всё это очень мило с вашей стороны, отец, но этот вопрос следует обсудить. Если вы такой же великий философ, как Авраам, то я не такой послушный сын, как Исаак, чьё слепое повиновение, на мой взгляд, противоречит принципу прав человека, но дело даже не в этом. Проповедуя вашу философию, я в течение каких-то двух дней лишился выловленной мною рыбы, удочки и садка, затем меня искупали в пруду, едва не затравили собакой, чуть было не забодал бык, до смерти искусали пчёлы и дважды окунали в колодец. Если всё это произошло в течение двух дней, каких же напастей можно ожидать на протяжении года? Мне кажется неразумным далее убеждать людей в правоте наших взглядов, ибо на суше люди решительно не готовы к восприятию вашей философии. Но мне в голову пришла идея, что если земля подло захвачена немногими, то вода принадлежит всем. Никто не притязает на владения морскими просторами, и каждый волен бороздить море как ему угодно, не опасаясь допустить нарушение прав частного владения. Даже война не приводит к разделению вод, и когда противники встречаются, сражение идёт на ничейной акватории. Значит, только на море я найду равенство и права человека, к которым мы напрасно стремимся на суше. А посему я решил бросить школу, опротивевшую мне, и отправиться в море, где я буду проповедовать наши идеи в меру моих способностей.

— Не хочу и слышать об этом, Джек. Во-первых, тебе нужно продолжать образование, а во-вторых, я против того, чтобы ты поступил на морскую службу.

— Что же мне сказать вам, отец? Клянусь правами человека, я не вернусь в школу и отправлюсь в море! Кто или что может помешать мне? Разве я не рождён хозяином своей судьбы? Разве кто-нибудь имеет право диктовать мне выбор пути против моей воли? Разве я не имею прав на море, как любой другой смертный? Я настаиваю на полном и абсолютном равенстве, отец! — закончил Джек, сердито топнув ногой.

Что мог ответить на это мистер Покладистый? Как философ он должен был либо пожертвовать принципами своей философии, либо, как отец, пожертвовать своим сыном. И, как все философы в мире, он из двух зол выбрал наименьшее: он пожертвовал сыном, но — надо отдать ему справедливость — сделал это с глубоким вздохом.

— Хорошо, Джек, отправляйся в море, если тебе так сильно хочется.

— Договорились, — ответил Джек с видом победителя, — только с кем? Мне пришла на ум хорошая идея: капитан Вилсон получил назначение на корабль, так я бы хотел плавать с ним.

— Я напишу ему, но сперва мне хотелось бы ощупать его голову, — сказал мистер Покладистый печально. Таким образом, дело было решено.

В ответном письме капитан Вилсон сообщил о своём согласии и обещал заботиться о Джеке как о собственном сыне.

Наш герой оседлал лошадь и поехал к мистеру Бонникаслу.

— Мистер Бонникасл, я отправляюсь в море!

— Прекрасно, как раз то, что вам нужно!

Затем Джек поехал к доктору Миддлтону.

— Доктор, я отправляюсь в море!

— Прекрасно, как раз то, что вам надо, — ответил доктор.

— Матушка, я отправляюсь в море!

— Как в море?! Джон, мальчик мой! Никуда я тебя не пущу! — воскликнула миссис Изи в ужасе.

— Нет, мама, отец согласился и обещал получить у тебя согласие.

— Моё согласие?! Боже, Боже мой, дитя мое! — И миссис Изи горько зарыдала, как Рахиль[11], оплакивающая своих детей.

ГЛАВА VIII , в которой мистер Изи получает первый урок служебного рвения