Мичман Изи

Не доезжая до города, лошади свернули на просёлок и через некоторое время остановились у большого загородного дома. Джек накинул плащ, чтобы не напугать своим видом людей, снял маску и парик с рожками, положив их на козлы. На стук колёс из дома появились слуги и окружили карету. В нескольких словах Джек описал им, что произошло. Один из слуг побежал в дом и вскоре вернулся вместе с молодой дамой. Тем временем другие помогали выйти из кареты своей хозяйке, которая пришла в чувство, но была так напугана, что продолжала лежать в прежней позе, не смея пошевелиться.

Как только её вынесли из кареты, Джек спустился с облучка и вошёл в дом. Там он рассказал молодой даме о том, что случилось и как он спас её родственницу, своевременно испугав разбойников, которые как раз собирались убить её, и также намекнул на то, что было бы недурно послать за слугами, погибшими от рук разбойников. Сейчас же большой и хорошо вооружённый отряд отправился на место происшествия, а Джек, закончив свой рассказ, вежливо поклонился и распрощался с хозяйками, сообщив, что он английский офицер с фрегата, стоящего в гавани. Теперь он знал, куда идти, поэтому легко добрался до своей гостиницы, где застал кое-кого из своих приятелей. Джек счёл за благо держать язык за зубами, а поэтому не очень распространялся о своих похождениях, сказав им, что выходил погулять за город, и вскоре лёг спать.

На другое утро Джек, как человек обязательный, упаковал чемодан, расплатился с хозяином и собрался было отправиться на судно, как и обещал первому лейтенанту, но в этот момент ему доложили, что кто-то хочет его видеть. В комнату ввели господина с внешностью не то священника, не то судьи. Чопорно и официально он заявил, что пришёл, дабы справиться об имени офицера, который на маскараде прошлой ночью был наряжен в костюм чёрта. Джек глянул на своего собеседника, и ему пришла на ум мысль о священниках и инквизиции. «Нет, нет, — подумал он, — такое дело у вас не пройдёт! Какое-то имя я должен назвать, но это будет имя человека, с которым вам будет не так-то просто потягаться. На мичмана вы ещё можете найти управу, но вам понадобятся силы посерьёзнее, чем те, которыми вы располагаете на своём паршивом островке, чтобы справиться с капитаном первого ранга и офицером его величества короля Англии». Джек взял бумагу и написал: «Капитан I-го ранга Генри Вилсон, командир фрегата „Аврора“». Чопорный господин сделал чопорный поклон, свернул бумагу и вышел из комнаты.

Джек бросил слуге полдублона и, закурив сигару, отправился на судно.

ГЛАВА XXV, которая доказывает истинность старой пословицы о том, что цыплят по осени считают

Мистер Дуррифар, первый лейтенант «Авроры», был во многих отношениях превосходным офицером, но, будучи ещё мичманом, приобрёл скверную привычку держать руки в карманах и никак не мог отучиться от неё, даже когда корабль кренился от порывов штормового ветра, а, как известно, обходиться в это время без рук крайне затруднительно. Он неоднократно падал, получая серьёзные ушибы, но так и не смог избавиться от вредной привычки. Однажды он сломал ногу, свалившись в трюм через люк, другой раз получил глубокий шрам на лбу, ударившись при сильной качке об орудие, тем не менее оставался верен своей привычке. Рассказывали, что когда ему как-то понадобилось подняться на мачту, он поднялся по вантам до марса, не вынимая рук из карманов, однако в один из моментов потерял равновесие и только тогда обнаружил, что ходить по вантам без помощи рук не очень удобно. Даже в тех случаях, когда на палубе недоставало рабочих рук, он не вынимал своих рук из карманов.

Была у него ещё одна странность, которая заключалась в его приверженности к шарлатанским снадобьям, таким, например, как «Универсальное лекарство для всего человечества», и мистер Дуррифар был убеждён, что этикетка на бутылочке служит гарантией их целебных свойств точно так же, как придворный этикет свидетельствует о благородстве придворных. По его мнению, универсальное лекарство вылечивало от всех болезней, и он тратил почти четверть своего жалования на флакончики с этим снадобьем, к которым он прикладывался не только когда чувствовал недомогание, но и тогда, когда был абсолютно здоров, для того, чтобы, как он говорил, предупредить заболевание. Он рекомендовал это лекарство всем на судне, и не было более верного способа подольститься к нему, чем попросив у него небольшую дозу универсального лекарства. Офицеры подсмеивались над ним, но только втихомолку, опасаясь рассердить его, так как он приходил в ярость при малейшем сомнении в эффективности своего снадобья, что свидетельствовало о лёгкой форме помешательства на почве медицины.

Он был неутомим, вербуя себе приверженцев своей веры, и мог часами распространяться о чудодейственной силе своего снадобья, подтверждая правдивость своих слов изречениями, почерпнутыми из рекламных проспектов, которые он постоянно носил в карманах, буквально под рукой.