Только вот что нас смущало: наговоримся, постановим, запишем… Ну, хорошо. А будет ли крепость-то сама всему этому подчиняться, что мы тут скажем? Ой, нет, — ох, мало надежды. Ведь и самый-то боеревком, говорят, у них только чести ради выбран, а все дела решают на общих крепостных собраниях… Так куда уж тут надеяться, что наши решенья там приняты будут «единогласно»? Пустое, пожалуй, все это… А делать все-таки надо. И мы делали усердно, настойчиво, тщательно.
Первым вопросом стояло:
Не очень складна формулировка, — ну, да ладно. По разным вопросам разные были у них и «докладчики», особенно потом, когда разгорелись страсти, — каждый спешил высказаться первым. Всем скопом выли зараз.
— …Зачем все офицеры на свободе? — кричали они. — Совецкая власть должна быть не такая, чтобы офицеров на службе держать: пожалуйте, дескать, господин офицер казацкий, в продотдел работать, а там мы паек вам дадим, будете обеспечены. Разве такая Совецкая власть? Всех посадить сразу — так требует крепость, а если не посадите, мы сами посадим, а вместе с ними и вас всех туда же… Довольно терпеть, мы сами все можем делать, и без вас: ишь, учителя какие понаехали, офицеров распускать, — видно, дороги больно пришлись по сердцу…
— Товарищи, да что вы говорите, — отражали мы лихой налет, — и о чем тут спорить: ни вам, ни нам офицеры не товарищи.
— Нет, товарищи у вас, коли так…
— Да нет же… И вовсе не в том дело.
— Втирай очки! — хихикал Вилецкий. — Знаем вашего брата, куда вертеть надо… А тут и спорить нечего: раз они вам не товарищи — посадить в тюрьму и кончено, расстрелять сукиных детей…
Все это по виду было очень революционно. Слушая их, не зная их, можно было подумать: какая же тут яркая классовая ненависть к офицерству, защитнику наших врагов. Но не в том дело — за этот вопрос лишь надо было спрятаться крепостникам-главарям, как за боевой. Да таких и еще было два-три вопроса. А главное совсем-совсем не в том, главное — в хлебной монополии, в жестокой диктатуре советской, особом трибунале и т. д., - вот где собака была зарыта, вот что им надо было кувыркнуть. А это все ширма одна. Впрочем, ненависть к офицерству, особенно в широкой массе красноармейской, где не одно же было чистое кулачье, — эта ненависть и действительно имелась, но уже не из-за нее, конечно, поднялось всеогромное дело мятежа.
— Такую сволочь держать на свободе, — гремели крепостники, — да это что же, братцы, а?!
— Но вы не забывайте, товарищи, этих офицеров мы ведь взяли в Копале со всею белой армией. А при сдаче — условия определенные подписали, поклялись советским словом, что расправы не будет… Так что же, по-вашему, теперь — обмануть? Но кому, зачем это надо? Мы ведь часть из них все равно отправили в Ташкент, а остальных отправлять будем постепенно. Он, офицер положим, как агроном работает в земотделе, вашему же хозяйству крестьянскому помогает… Сними его сегодня, а кем назавтра заменить? Нам обещали в скором времени из центра работников партию: тут же, как заменим, тут же все остатки офицеров и угоним в Ташкент…
— Это ладно, нащет партиев-то… Какое нам дело до ваших работников… Крепость требует, чтобы немедленно снять!
— Но, товарищи, нельзя же всех разом, мы этим делом работу свою испортим. Давайте хоть некоторую соблюдать осторожность. Ну… ну, хоть так давайте поступим: вам, вероятно, известны фамилии уж особенно поганых офицеров — тех, которые вели себя жестоко в белой армии… Давайте от крепости такой список, и мы этих по списку вышлем немедленно, а остальных — в очередь, постепенно, не разрушая дела… Идет?
Поломались-поломались — договорились:
Военный совет дивизии уже издал соответствующий приказ и обязуется немедленно отправить в Ташкент всех офицеров, список которых будет представлен делегатами гарнизона, и постепенно, по мере нахождения заместителей, снять всех остальных с командных и административных должностей.
Укачали первый вопрос. Второй гласил:
Видите, куда повернуты оглобли; населенье вооружить! А мы ведь только недавно по области отдали приказ, чтобы под угрозой тяжелого наказания все оружие население сдавало нам.
Совсем наоборот выходит.
— Потому что населенье навсегда должно быть вооружено, — уверенно, спокойно заявил Невротов. — Крестьянину винтовка необходима, раз он находится среди врагов.
— Каких врагов?
— А всяких врагов, и казаки могут опять, и потом же киргизы эти…
— Но ведь у киргизов тоже нет никакого оружия, — нам все его должны сдать…