Безусловно сознательное и воодушевленное отношение к делу возможно только при наличии известных принципов, положенных в основу дела, характеризующих предшествовавший причинный момент и приблизительно в такой же мере освещающий конечный результат.
Эти принципы хорошо известны членам РКП, и они с огромным воодушевлением и дисциплиной выполняют всякую работу. Что же касается беспартийных масс, до сих пор стоящих в стороне от активного социального строительства и даже во многих случаях не проявивших своего отношения к Советской власти, приходится информировать их о принципах и задачах партийного строительства, чтобы путем обмена мнений на деловом собрании вызвать их к активному участию в создании социального строя.
С целью привлечь беспартийные массы красноармейцев к сознательному активному участию, в связи с переводом армии на трудовое положение, в борьбе с экономической разрухой и к строительству новой жизни на социалистических началах была созвана беспартийная конференция красноармейцев Верненского гарнизона на 10 июня 1920 года.
В назначенное время эта конференция была открыта и начала рассмотрение предстоящих вопросов пением "Интернационала".
На повестке дня стоит семь очень важных по сложности и по содержанию вопросов:
1. Текущий момент.
2. Экономическая политика Советской власти.
3. Национальный вопрос и национальная политика.
4. Военная политика Советской власти (в частности военные специалисты).
5. Задача Советской власти и советское строительство в Туркестане (в частности о среднем крестьянстве).
6. Земельный вопрос.
7. Текущие дела.
На конференцию прибыло 165 делегатов. Безусловно, решения такой многолюдной конференции будут отражать настроения широких масс и будут иметь огромное, авторитетное влияние на населенье Семиреченской области".
Никакого, товарищ репортер! Решительно никакого влияния на население и красноармейцев конференция эта не имела.
Даже наоборот: они на нее оказали маленькое "влияние", вид давления: насильственно придушили.
Открылась конференция 10-го. Счастье председательствовать в этом омуте досталось мне. Первый и второй вопросы интересовали аудиторию мало, - совершенно было очевидно, что вся она пригвождена иными вопросами, иными думами, и нет ей теперь никакого дела ни до Польши, ни до Врангеля, ни до "индустриализации" - тут есть дела и интересы поближе, похлеще, породнее: свои, семиреченские!
По национальному вопросу шебуршили много, а больше всего опять-таки знакомое:
- Зачем киргиз вооружать? Зачем бригаду создавать киргизскую?
С большим трудом удавалось выдерживать вопрос в плоскости принципиального обсуждения, - то и дело выковыривали из него что-нибудь свое, разлюбезное и начинали крыть почем зря.
К четвертому вопросу, под напором общих требований, пришлось делать в повестке дня прибавление: "в частности, военные специалисты".
А вышло так, что одну эту "частность" и прищучивали. Жарко на ней посеклись.
В пятый вопрос добавка вставлена опять-таки под напором. Кричали:
- Какие тут у нас кулаки? Все говорят: "кулаки, кулаки". На всю область один середняк стоит, - вали, записывай на повестку: "о среднем, мол, крестьянстве".
Записали. На этом вопросе горячий скандал был в том месте, где заговорили о продразверстке. Что тут было - только ахнуть!
После митинга в Джаркентском батальоне я поехал открывать вечернее заседание конференции. Открылось в шесть, кончили в половине одиннадцатого. Назавтра ждали мы главного боя: будут обсуждаться наказы, которые получили делегаты от своих выборщиков. Частично нам известны уже были эти наказы - ужас белый: всех долой и разоружить, никаких больше не надо "насилий Советской власти", оставить в силе вооруженного до зубов одного лишь тугого, крепкого мужичка - он и будет хозяином области.
На этих наказах, кто знает, как разгорелись бы страсти. Но не суждено было им огласиться, не суждено было конференции проскочить до резолюции: ночью грохнуло восстание.
После заседания конференции - у всех у нас было тошное, паршивое состояние духа, будто объелись какой-то клейкой терпкой гадостью. В самом деле - эти речи, призывы наши, разъясненья, убежденья, просьбы - к кому они обращены? Кому они в чем помогли, кого образумили? Ухнули они будто в бездонную бочку, и из бочки навстречу им вырвался торжествующий, злорадный хохот. Стоило ли дальше упражняться столь бесплодно, надо ли тратить время на голые разговоры, вслед которым несутся лишь одни, все одни крики и угрозы:
- Не трожь крестьянский хлеб!
- Долой продразверстку, долой, долой!..
- Разоружай немедленно мусульман!
- Не трожь войско из области!
По каждому вопросу - только и слышишь эти протесты и требованья, только хлещет через край жадная забота о шкуре, а пониманья обстановки нет его, вовсе нет, и никому не хотят, не будут они помогать, кроме самих себя.