Мятеж

Вчетвером - Белов, Бочаров, Кравчук и я - отправились мы, чтоб на месте выяснить, в чем тут загвоздка и какого плана действий полезнее будет держаться. Приехали в казарму. В казарме по-обычному: грязно, сушатся кругом вонючие портянки, валяются немытые ложки, котелки с присохшим салом, заскорузлые, облепленные грязью сапоги и "ходики-американки", в головах по нарам - свернутые трубками шинели, перемятые фуражки с лаковыми объеденными козырьками, кругом набросаны окурки, цигарки, матовеют по дощатому полу густые солдатские плевки, по углам прислонились неловко винтовки в штыках, словно в черных острых косынках печальные монашки. Красноармейцы по двое, по трое или кучками - вразвалку сопят на нарах. Во всяческих позах. Но видно, что не просто лежат - говорят о чем-то, о нужном, о своем. Сразу, как вошли, встретили нас охмелелые, злые взгляды. Никто не шевельнулся, не встал, не спросил - зачем пришли? Только взорами остро впились и шарили по нас недружелюбно, пытливо с нар следили за каждым движением. Оглянулись мы кругом, - зловещая картина. Прием не сулит ничего хорошего. По взглядам - сердитая глубокая предубежденность. Минутами и даже часами - вряд ли успеешь тут что поделать.

За первыми мгновеньями мертвого, сосредоточенного наблюденья слышим смешки-остроты, - это отмачивают по нашему адресу...

- Уговаривать явились... Речи говорить...

- Господа-начальники... коммунисты...

- Красноречье слушать будем... С... с... с... воллч...

Шипящей, визжащей угрозой - как мимо летящий снаряд - прожужжала эта брань с нар...

Мы сейчас же разыскали батальонное начальство, попросили собрать красноармейцев тут же, в казарме, сообщить, что хотим говорить с батальоном по делу. А все дело в том лишь и состояло, чтоб разузнать: чего тут хотят и как нам быть?

Лениво, медленно, долго собирались.

- Чего там... надоели... без ораторов знаем...

- Лучше бы хлеба гнилого не давали, чем речами заниматься...

Но батальонное начальство приложило все усердие, чтобы митинг состоялся. Слышно было, как уговаривали:

- Начальник все же... дивизии... Военный совет...

- А мне што? С... я на них...

- Ну, все-таки! - извинялся начальник перед кочевряжившимся на нарах красноармейцем.

Кое-как батальон сколотили, - многие остались лежать, слушали издалека.

Первое слово держал начдив.

Как всегда: отчетливо, откровенно, резко.

И тени не было какого-нибудь подыгрыванья, подлаживанья под общее настроение:

- Раз дан приказ о переработке - выполнять его надо, а не болтать над ним: то не хочу, да то успеем. Приказ только вовремя годен, а время ему уйдет - накой он черт сдался? В чем у вас дело: одежи нет, пища плоха, спичек нет, табаку не хватило... А где это есть?! Где, я спрашиваю? Может, в тех полках, что на Врангеля, на польском фронте, а? Хуже, в тысячу раз голоднее там, а приказы, небось, нарушать они не собираются оттого, что табаку не хватило...

Панфилыч, разумеется, отлично понимал, что дело тут не только в махорке, но про главное молчал: пусть зачнут сами и сами выскажутся.

За Беловым я говорил, потом выступали Кравчук с Бочаровым. Нам отвечали ораторы с бочонка. Выходили и крыли злыми и ядовитыми выкриками с нар:

- Зачем нас разоружили в Джаркенте? Рази можит солдат без винтовки?

- Па... адлецы... сук... свол... алл... ч... - свистело злобно со всех концов.

- Смешно говорить, - отвечали мы, - кто ж из вас, из солдат Красной Армии, не знает того, что, вовсе уходя из двадцать седьмого полка, вы, по военным правилам, о б я з а н ы оставить ему свое оружие...

- А мы, значит, баранами?

И по углам, словно калоши по грязи, залопотали: мать... мать... мать...

- Зачем баранами? - вас вооружит двадцать шестой, в который вольют весь батальон...

- А, значит, до Ташкента с палками идти. Значит, если кто в пути нападать будет - так тут и пропадай весь батальон?!

Углы соответственно вторили крепкой, ядреной бранью.

- Кому это тут нападать, товарищи, чего вы говорите чепуху: дорога до Ташкента совершенно безопасна, тут круглый день то и дело едут в обе стороны... Ишь, дети малые: обидят... Это уж вовсе чепуха. И кроме того, на всякий случай - именно вот для охраны - у вас же есть девяносто две винтовки... А весь батальон, весь - вооружат на месте...

- Не на месте, а здесь давай.

- Здесь - права мы не имеем...

- Вы не имеете, так м ы имеем, - взвизгнуло в задних рядах.

Эти задушенные, видимо, каждому близкие мысли мигом, как искры, сверкнули по хмельным глазам. Толпа передернулась нервно, вдруг торопливо и беспорядочно загалдела, бессвязный крик-гам заполнил сразу все здание словно чуткий мгновенный ток промчал по казарме и рванул, заставил ее содрогнуться:

- Ага... га... Хо-хо... Правильно... Ясно... Довольно! Больше никаких! К черту! Мать... мать... мать...

- Если бы и хотели - чем мы вас вооружим, товарищи? У нас же нет никакого оружия в запасе...

- Найдем... - отозвалось надменно, уверенно эхо...

- Как найдем? где? - застыли мы в вопросе.

- А так и найдем, сами знаем - где...