Между жизнями. Судмедэксперт о людях и профессии

«То-то я смотрю, повреждений почти нет, — удивился санитар. — А пристегнутый выжил бы?»

«Однозначно, да. Самое смешное, что я его знал. Не лично, но по телефону общались, и ехал он ко мне. Это известный блогер и журналист, мы с ним договорились об интервью, и он спешил на эту встречу. Так и не встретились».

«О как! — удивился санитар. — Судьба!»

Судьба… В последнее время эксперт думал об этом все чаще и чаще. «Судьба играет человеком, а человек играет на трубе», — почему-то снова вспомнился ему «Золотой теленок». На выходе из секционного зала он оглянулся. Санитар уже зашил тело, ходил между столами и выкрикивал голосом продавца в «Макдональдсе»: «Свободная касса!», предлагая свои услуги остальным. Другие санитары привозили и отвозили трупы, эксперты вскрывали, лаборанты печатали, жизнь кипела.

Эксперты-танатологи работают на потоке, часто в очень некомфортных, а порой и во вредных условиях; они вынуждены вскрывать по сорок и больше трупов в месяц, видят смерть иногда в самом неприглядном ее проявлении, и особенно тяжело, когда это касается детей или когда люди гибнут массово; одновременно они сталкиваются с представителями правоохранительных органов, после общения с которыми можно потерять веру в человечество… «Эти доктора совершают хронический подвиг», — вдруг подумал эксперт.

Их работа незаметна для окружающих, для высокого начальства, для Минздрава, их как будто не существует. Вспоминают об их существовании только в случаях резонансных преступлений, «врачебных дел», массовых катастроф, но довольно быстро забывают до следующей подобной ситуации. Хронический подвиг — явление, непонятное людям. Все врачебные специальности, безусловно, ценны, однако судебно-медицинские эксперты — уникальная категория докторов, от них зависит судьба не одного человека, а многих, порой очень многих. На 150 миллионов жителей страны экспертов — всего-то несколько тысяч, и эти несколько тысяч, ввиду особой специфики работы, вполне достойны особенных льгот и высокой заработной платы, такой, которая не зависела бы от количества вскрытых трупов.

Эксперт мысленно улыбнулся. Мечты, мечты… У самого выхода из секционного зала — там, где стояли желтые пластиковые контейнеры с надписями «Отходы класса Б», — он снял с себя фартук, одноразовый халат, маску, шапочку и бахилы, поместил все это в контейнер, примерно на треть заполненный дезинфицирующим раствором, потом взял пластиковую палку, стоящую тут же, и палкой утопил одежду в растворе, как положено по инструкции. После этого он вышел в предсекционную, тщательно умылся, несколько раз вымыл руки, вытер их бумажным полотенцем и обработал специальными средствами, флаконы с которыми стояли тут же, на раковине. Жидкости эти неприятно пахли нагретой резиной, но руки обрабатывали хорошо и не сушили кожу.

В коридоре эксперт увидел каталку, вывезенную санитарами из секционной. На ней лежало зашитое, уже помытое тело несчастного журналиста. Глаза его теперь были закрыты, руки скрещены на груди. «Неплохо будет смотреться в гробу, даже грим особый не понадобится», — мелькнуло в голове у эксперта. Он в последний раз посмотрел на покойника, с которым работал последние три часа. «Где же ты теперь? — подумал он. — Еще тут или уже…» Пройдя по коридору, вдоль ряда таких же каталок с лежащими на них уже вскрытыми и зашитыми телами, он поднялся по лестнице на третий этаж, вошел в свой кабинет, опустился в кресло и машинально еще раз обработал руки дезинфицирующим спреем, после чего нанес питательный крем и стал тщательно втирать его. Чистота — залог здоровья. В давние времена, когда эксперты получали по двадцать граммов спирта на каждый исследуемый труп, у него под рабочим столом стояло литров двадцать этой «жидкой зарплаты». Она копилась, так как спирт эксперт не употреблял, а руки обрабатывать им было неприятно — очень уж сушил кожу. Каждое утро начиналось с того, что доктор тщательно вытирал спиртом рабочий стол, компьютер и все остальное — это был своеобразный ритуал. Теперь вместо спирта выдают дезрастворы… Да и правильно, со спиртом всегда возникали проблемы: двадцать граммов — это не двадцать миллилитров, приходилось долго пересчитывать, отмеривать нужное количество, заполнять журнал учета, да еще следить, чтобы не оставался излишек, иначе после возможной проверки можно было огрести неприятностей. То ли дело растворы — получил флакон, расписался в получении, и шабаш.