Между жизнями. Судмедэксперт о людях и профессии

Я не совсем понял смысл его последней фразы. Но когда он замолчал, я ясно услышал другие голоса, принадлежащие мужчинам и женщинам. Слов я не различал, но тон разговоров был вполне определим — серьезные нотки чередовались с веселыми, иногда даже со смехом, временами в голосах чувствовались озабоченность и сосредоточенность, а порой кто-то начинал бубнить или резко вскрикивал. В этом общем гуле раздавались звоны, бряканье, шум воды, шорох целлофановых пакетов. Я, может быть, впервые с начала разговора с экспертом захотел посмотреть, что происходит вокруг, но не смог повернуть головы. Я не чувствовал ни шеи, ни остального тела; мало того, я вдруг понял, что в глаза мне светит яркая лампа, состоящая из трех круглых светильников, в одном из которых треснуло стекло. Этот свет лишал меня возможности разглядеть что-либо. Какое-то время он продолжал слепить меня, потом стал постепенно, как в кинотеатре перед сеансом, гаснуть. Вместе с ним затихали и звуки, и последним, что я услышал, был молодецкий баритон, обращенный явно не ко мне: «Ну что, доктор, вы все?», а также ответ, произнесенный тем самым голосом, ниже среднего тембра, немного с хрипотцой, которая появляется у людей, вынужденных много говорить: «Да, можно зашивать».

Заключение

Был разгар рабочего дня. В секционном зале на шести столах кипела работа. Санитары привозили не вскрытые трупы, зашивали уже вскрытые, мыли столы, увозили тела в холодильные камеры, эксперты надиктовывали описания наружного и внутреннего исследований лаборантам, которые набивали текст на компьютерах. Постоянное движение в зале, гул многих голосов, стук каталок, звяканье инструментов, шум воды, которой мыли покойников и столы, визг пилы, распиливающей черепа, полезные и не очень разговоры, анекдоты, щелканье фотоаппаратов, шелест бумажных пакетов, в которые санитары упаковывали одежду умерших, беготня лаборантов (они собирали и относили анализы в специальный ящик для последующей отправки в лаборатории), периодические телефонные треньканья (хотя телефоны и запрещено было проносить в секционный зал, большинство этот запрет игнорировало) — все это создавало такую атмосферу бурления жизни, которую не могли испортить даже шесть покойников, лежащих в этот момент на металлических столах.

Случайному человеку, зашедшему с улицы, эта атмосфера могла показаться странной и даже кощунственной. Смерть, по мнению большинства обывателей, подразумевает торжественную тишину, а не скабрезные анекдоты санитаров или заигрывания эксперта с лаборанткой. Однако, присмотревшись, такой зритель увидел бы отлаженный до автоматизма процесс, каждый из участников которого выполнял свою работу четко, по возможности быстро и аккуратно. Кажущаяся небрежность действий на самом деле являлась динамическим стереотипом, а побочные разговоры и шутки — своего рода психологической защитой. Ну и что, что на столах покойники, — остальные-то живы! Каждый сотрудник морга прекрасно понимал, где он находится, и тем не менее относился к своим занятиям исключительно как к работе и никак иначе. Эти люди не придавали большого значения неприятным запахам или тому, как совершенно не эстетично выглядят грубые повреждения тела, предпочитая думать не о смерти, а о жизни.

«Ну что, доктор, вы все?» — весело спросил эксперта санитар, на голове которого была медицинская шапочка, расцвеченная яркими утятами. Санитары, как люди творческие, презирали одноразовые шапочки и предпочитали им свои, которые носили кто на манер фуражки, кто на манер берета. У парня, задавшего вопрос, кроме симпатичной шапочки имелись еще огромная серьга в ухе и множественные татуировки, которые располагались даже на затылке, точно под хвостом одного из утят.

«Да, можно зашивать», — ответил эксперт.

«Отлично, — отозвался санитар. — Был у нас как-то давно один доктор, так он, когда заканчивал вскрытие, говорил: «Я кончил, уберите за мной».

Эксперт улыбнулся. Ему нравились такие разговорчики и шутки на грани пошлости в паузах между вскрытиями, когда можно было просто посмеяться. Он помог санитару переложить органокомплекс в целлофановый пакет и поместить его обратно в тело, собрал свои инструменты, помыл их, после чего вымыл за собой ту часть стола, на которой работал, — он не любил оставлять грязным рабочее место.

«Ольга, поехали со мной в Таиланд, — занимаясь трупом, обратился разговорчивый санитар к девушке-лаборанту. — Возьмем тайскую девочку, отдохнем». «Зачем же нам девочка?» — поддержала игру лаборантка. «Как это зачем? — как будто искренне удивился санитар. — Будет исполнять все наши желания, заплатим ей маленько, и все». Разговор в подобном стиле продолжался еще какое-то время, а затем санитар вновь обратился к эксперту, указывая на труп, голову которого он в этот момент зашивал. Голова при каждом затягивании нитки дергалась в его руках, открытые глаза смотрели в потолок. «А чего случилось-то? Молодой, вроде».

«Автотравма, — отозвался эксперт. — Ехал не пристегнутым, столкнулся с другой машиной, ударился грудью о руль — разрыв сердца».