Между Сциллой и Харибдой (= Дракониан из Нью-Йорка)

Гидроплан, стрекотавший в воздухе над Сан-Антонио, начал снижаться по широкой пологой спирали. Прекрасные люди с бронзовой кожей на пляже Сан-Антонио не обращали на него особого внимания. В воздухе постоянно разносился гул самолетов -- по большей части больших аэробусов из Франкфурта и Парижа, Амстердама и Милана, мчащих сюда искателей удовольствий. Но попадались и мелкие самолетики, потому что с появлением на острове заезжих миллионеров тут возник растущий флот одномоторных прогулочных машин. Маленький гидроплан не принадлежал к этому классу авиатехники: явно утилитарная модель, небесный трудяга, а не игрок, воздушное грузовое такси из Барселоны, готовое доставить вас куда угодно, от Альп до Сахары, с минимумом суматохи, уклоняясь от радаров, если необходимо, потому что порой несут ландскнехтов нового времени, готовых взяться за любую работу и не слишком настаивающих на том, чтобы она была легальной.

И все же вопрос оставался неразрешенным: почему именно этот самолет снижается над заливом Сан-Антонио? Если это вылазка контрабандистов, то они выбрали неудачное время. Контрабандисты высаживаются по ночам. Тогда что же он там делает? Ну, сами посудите: гидроплан должен садиться на воду, а единственная вода, достаточно спокойная, чтобы позволить приземление, наличествует в заливе Сан-Антонио. Но не сегодня, потому что свежий ветер из Северной Европы поднял заметное волнение. Несмотря на это, машина снизилась к самым макушкам волн, летя параллельно линии буйков.

Тысяча двести -- недурные деньги, если прикинуть Но теперь, оказавшись на месте, Хоб обнаружил, что не может высадиться.

-- Я не могу этого сделать, сеньор, -- сказал пилот. -- Море слишком неспокойное. Я же вас предупреждал о такой возможности, помните?

Поспешно, пока решимость не покинула его, Хоб проговорил:

-- Знаете что, вы спуститесь пониже и сбросьте скорость над водой до минимума у самого пляжа, а последние пару футов я пройду пешком. То бишь прыгну.

Обдумав это предложение, пилот кивнул.

-- Да, пожалуй, это я могу.

-- Ладно, -- промолвил Хоб, слегка расстроенный тем, что пилот даже не пытался хотя бы отговорить его

Отдыхающие были внезапно вознаграждены видом непрошеного гидроплана, снижающегося над водой и направляющегося прямо к сгрудившимся купающимся.

На дощатой набережной за пляжем не счесть магазинчиков и закусочных валовой стоимостью в миллионы долларов. Если самолет и промахнется мимо отдыхающих, можно держать пари, он снесет что-нибудь из недвижимости.

Между пляжем и открытым морем в воде находилось 568 человек, подвергнутых неминуемой угрозе от надвигающейся на них маленькой "Сессны".

Находившиеся прямо по курсу, -- где будет пропахана самая жуткая борозда, если самолет и дальше полетит в сторону суши, миновав некую границу, отмеченную линией белых буйков, -- запаниковали. Они замахали на самолет руками, будто хотели отогнать муху. Стоны и вопли вырвались из пяти с лишним сотен глоток на семи разных языках и шестнадцати отчетливых диалектах.

Самолет все приближался -- черной кляксой, заслонившей солнце, скользящей прямо над водой. Зрители заметили еще одну кляксочку, поменьше, отделившуюся от большой черной кляксы. И упавшую в воду. А самолет взмыл вверх над самыми головами отдыхающих.

Вздохнув было с облегчением, люди вдруг вспомнили о второй черной кляксочке, свалившейся в море. А вдруг бомба?! Или кто-то избавился от мертвого тела?! -- Добыл! -- крикнул мужской голос.

Все-таки кляксочка оказалась телом -- но только живым, барахтающимся, сквернословящим и фыркающим. Телом, пытающимся растолковать что-то людям, не готовым его выслушать.

Отдыхающие окружили его, потрясая кулаками и пребывая в полной уверенности, что этот человек позволил, чтобы его превратили в метательное орудие некой безумной террористической акции, направленной против них.

Из-за их гнева и уверенности в собственной правоте Хобу могло бы прийтись туго, если бы высокий смуглый черноволосый обладатель черных усов и маленькой татуировки на левом плече, а также значка, прикрепленного к плавкам, властным жестом не положил бы ему ладонь на плечо. Толпа расступилась, не желая без каких-либо оснований вставать на пути у закона.

-- Я полицейский, -- заявил человек. -- Сеньоры, пожалуйста, пропустите. Я беру этого человека под стражу.

ГЛАВА 59

До сих пор Хобу еще ни разу не доводилось обозреть испанскую тюрьму изнутри. Не такое уж большое достижение, как кажется, потому что испанцы в те ушедшие золотые дни сажали иностранцев отнюдь не так поспешно, как их европейские коллеги -- быть может, благодаря знаменитой лености испанского закона в сочетании со сговорчивостью тех, в чью функцию входило его блюсти. И все же, стоило только кого-то посадить, как о нем напрочь забывали.